Она не видела содержимого шкатулки до того. И, быть может, лучше б не вспомнила о ней сейчас.
Вокруг раздались ахи и охи служанок, которым тоже посчастливилось узреть этот царский во всех смыслах подарок. Катерине хотелось потребовать опустить крышку, чтобы сияние бриллиантов не резало её по живому, но язык не слушался. Безмолвно смотря на гарнитур, она ловила воздух разомкнутыми губами, повинуясь редким просьбам поднять руку или повернуться.
– У тебя все еще остались сомнения? — словно бы ни в чем ни бывало беспечным голосом поинтересовалась поставившая на трюмо раскрытую шкатулку Эллен, когда верхнее платье заняло свое законное место на невесте.
Вопрос для стороннего наблюдателя прозвучал бы абсолютно неясным, будто бы после долгого мысленного разговора они перешли на устный. Отчасти так оно и было, только беседа та завершилась еще с неделю назад, а сейчас перед глазами мелькнуло явственное её напоминание, что холодом обняло шею и одарило ледяным поцелуем ключицы.
Сомнений в ней не осталось еще в последний день сентября.
Только Эллен этого знать не стоило. Никому не стоило. Это воспоминание она желала оставить себе одной.
Из груди не вырвалось ни звука, но губы дрогнули. Прикрыв глаза, чтобы не видеть этих ослепляющих бриллиантов и идеальных в своей простоте жемчужин, и чтобы не выдать своих переживаний, она медленно выдохнула. Ногти впились в ладонь.
– Ну-ну, невесте полагается плакать перед своей свадьбой, – улыбаясь, Эллен приложила фату к только что законченной прическе подруги. Катерина, кусая губы, через силу постаралась усмирить слезы и кивнуть, открывая глаза и устремляя взгляд в зеркало перед собой.
– Не могу представить тебя в подобном амплуа, – поддела она будущую родственницу, заставляя свой голос звучать как можно более непринужденно. Та рассмеялась, прикалывая тонкую вуаль.
– Мне нельзя себе такое позволить. Тебя же мой брат поведет к алтарю, даже если у тебя покраснеют и опухнут глаза от долгих рыданий.
В молчаливом возмущении приоткрыв рот, Катерина шутливо толкнула подругу локтем. Та, успев увернуться, отбежала на пару шагов и, изучая отчего-то не лучащуюся счастьем невесту, чуть посерьезнела.
– Ты вправду хочешь сегодня принести клятву перед Господом?
Катерина закатила глаза.
– Mon dieu, Эллен! Что столь сильно просит всех задавать мне этот вопрос уже который день? Чем я вызвала эти сомнения в любви к твоему брату?
– Пойми меня верно, Кати, — подруга сжала ее ладони в своих руках, — я не желаю тебя ни в чем упрекнуть. Но твои чувства к Николаю…
Не дав ей договорить, Катерина обреченно выдохнула, отворачиваясь:
– Да что же это! — сглотнув и тем самым не давая себе возможности вновь отпустить непрошеные слезы, она вернула свое внимание младшей графине Шуваловой. – Веришь? Я не знаю, кому молиться, чтобы эти чувства умерли. Чтобы их больше не было, чтобы они не мучили меня понапрасну. Я уже не желаю этой любви, Эллен. Я хочу покоя — стать верной женой Дмитрию и создать свою семью, забыть обо всем, что было до нашего брака. Я люблю его, Эллен, и более всего боюсь, что не смогу дать ему той любви и счастья, что он заслуживает. Боюсь не стать той женой, что нужна ему.
Она не лгала. Все ее естество сгорало от невозможного, неправильного чувства к цесаревичу, но разум, незамутненный сердечными терзаниями, говорил о том, что она не имеет прав разрушить сразу столько жизней. Не имеет прав причинить боли Дмитрию, которого она любила — не так, как Николая, совершенно иначе, но любила беззаветно и крепко, так, как должна была любить будущего мужа и отца своих детей. Не имеет прав уничтожить доверие Марии Александровны, которая не одобрит связи сына с фрейлиной: не простой интрижки — чего-то большего, разбивающего семью Наследника Престола. Не имеет прав становиться соперницей за счастье будущей цесаревны, кем бы она ни была — она станет дорога Николаю, обязательно, и не ей вмешиваться в его жизнь.
Брак с Дмитрием был правильным. Она желала его, как может желать утопающий спасения. Молила Бога о том, чтобы успокоиться, обретя свой дом. И почти верила в это.
Картинка её идеальной жизни – в зеркале. Ей суждено стать правдой.