Плач по Александру

Опять в дорогу. В неизвестность, к новым людям. Слова не проронил услышав от отца, что едет заложником к русским. Надо, так надо: не маленький, понимает. Зубы стиснул, терпел. Чего еще от него хотят? Повезут неведомо куда, разлучат с аталыком. Убили бы сразу, не мучили.…

Год миновал, как они с Ильясом в Терском городке. Осмотрелись, пообвыкли. Воздух здешний пахнет травами предгорий. Рожденная снежниками Эльбруса, добегающая последние версты к морю река, как далекая весточка из родных мест. Он уже немного балакает по-русски, завел знакомства с иноземными купцами, у которых покупает одежду и снедь. Ходит в гости к соотечественникам-узденям живущим в казачьей слободе, охотится в окрестностях на диких гусей и кекликов под присмотром Савостьяна, играет вечерами в шашки и нарды с соседями по аманатной избе, молодыми мурзами, заложниками, как и он: андреевским Чугуком, хайдацким Амиром, тарковским Хамбеком. Жить можно…

– Не хочу в Москву, Ильяс. Никуда больше не хочу! Я не невольник, князь! Меня не на базаре купили!

Молчит стоя на коленях Ильяс, бьет поклоны Аллаху.

Молиться ему с Ильясом теперь заказано: у них разные боги. Прошлый месяц повели его в церковь на площади. Заставили повторять за русским кадием слова священной книги, большую часть которых он не понимал. Каяться заставили в грехах, отрекаться от неведомого Сатаны, произносить заученную фразу: «Алчу сочетаться с Иисусом Христом!» Помазали чем-то пахучим, окунули голову в бочку со священной водой, нарядили в белые одежды. Обвели три раза вокруг бочки, срезали клок волос, повесили на шею крестик. Объявили: нет для него больше Аллаха. И имени мусульманского больше нет. Отныне он раб божий Александр, православный …

– Бисмилло рахмон рахим!

Коленопреклоненный аталык бьет закрыв глаза поклоны в сторону Мекки.

«Как они там, на небесах, делят между собой молящихся? – силится он понять. – Триединый русский Бог и наш мусульманский Аллах? Спросить, разве, у отца Никодима?»

Лезет за ворот рубахи, достает оловянный крестик на ленточке, смотрит на прибитого к кресту нового своего бога с упавшей на грудь головой.

«Лучше не надо, – решает.– Заругает еще».

Волга-реченька глубока

Они плыли навстречу друг другу по Волге – взятый в аманаты мальчишка-черкес удалявшейся от пыльной Астрахани на двенадцативесельном струге в окружении ватаги полупьяных гребцов, и он в двухместной каюте туристского теплохода «Клим Ворошилов» с любовницей. Оба думали о запутавшейся жизни, гадали глядя на унылый степной пейзаж за бортом: что там нас ждет за поворотом, какой неожиданный поворот судьбы?

Сорокапятилетний женатый мужчина, Игошев плыл в ту пору по течению. Подчинялся прихотям вздорной бабенки закабалившей его волю, терял самоуважение, катился в пропасть. Поездку с ним в Москву на ежегодное совещание собственных корреспондентов газеты и последовавшее за ним речное путешествие до Астрахани и обратно придумала она. Как всегда внезапно, под влиянием чувств, с присущим ей слепым воодушевлением и страстью. Наврала с три короба мужу про столичную глазную клинику, где ей необходимо посоветоваться насчет контактных линз, добилась отпуска на работе – все налету, галопом, с придыханиями, восклицаниями «а-ахх!», капельками пота на порозовевшем лице. Жила с ним в гостинице «Москва» назвавшись при регистрации замужней дочерью, что при разнице их лет выглядело правдоподобно. Таскала ужинать в ресторан не считаясь с расходами. Заказывала, прочитав от корки до корки меню, «самое-самое», как любила выражаться: шампанское, блины с зернистой икрой, «цыплята-табака», жареную стерлядь. Напряженно держала в руках вилку с ножом, отрезала небольшие кусочки, аккуратно, не спеша отправляла в накрашенный рот. Разглядывала посетителей за столиками, поправляла плечики муслинового платья с розой на груди, всем видом давала понять: ресторан для нее привычное место.

Простолюдинка из уральской провинции просиживавшая юбчонку в кресле секретаря-машинистки городского исполком она поставила себе целью выбиться в люди. Стучалась исступленно в запертые двери, царапалась, билась коленками. Повышала кругозор, пополняла знания. Не пропускала ни одного сколько-нибудь заметного культурного события в городе. Доставала, пользуясь близостью к начальству, билеты на гастроли знаменитых гастролеров, шлялась по выставкам, фестивалям, бывала на закрытых просмотрах в Доме кино. Поступила в заочный пединститут, чтобы иметь диплом о высшем образовании. Упорно, по слогам одолевала Кафку, Джойса, Бердяева, все мимо, без каких-либо последствий, с той же растерянной полуулыбкой на лице, косноязычием, путаницей в мозгах.