Плач по уехавшей учительнице рисования (сборник)

– Средиземное море. Пресное, помню еще со школы.

– А я что-то не помню…

– Так ты раньше закончила, тогда этого не проходили. Тайна была, государственная. А у нас уже перестройка, гласность.

Аня хохотнула. Лиза улыбнулась в ответ, но словно против воли.

– Что-то я устала, пойдем посидим.

Они немного отошли от воды, почти упали в песок. За день он сильно нагрелся, но не жег. Анька хотела было совсем раздеться и раздумала – ветер. Все-таки конец декабря. Осталась как была, только куртку сбросила и пересела на нее.

Неподалеку играл в надувной мяч мальчик, маленький, белокурый. Он бил по мячу ногой. Мяч отлетал, ветер подхватывал его и нес. Мальчик бежал за мячом, догонял с победным криком. Почти заглушаемым морем. Родители его, уже не молодые, сидели поодаль, под деревянным навесом, лениво смотрели на сыновьи игры, беззвучно переговаривались о чем-то. Лиза тоже скинула темную кожаную куртку, сняла белый свитер, бросила рядом, закурила, закрыла глаза.

– Хорошо, что мы все-таки дошли сюда.

– Здесь совсем по-другому и почему-то теплей.

– Море.

Целый день они слонялись по городу и вот теперь вышли случайно сюда, ориентируясь по запаху, бодрому ветру – после душного города море показалось отдохновением и счастьем. Они долго сидели молча, глядя на воду, на взлетающий мяч, какие-то прибрежные постройки, на небольшой порт с силуэтами катеров. У Лизы были темные волнистые волосы, короткие и жесткие, и такие же темные, с прозеленью глаза. Смуглое лицо ее выглядело уставшим, почти больным. Анька казалась гораздо моложе. Волосы торчали ежиком, отливали рыжим и так сильно отсвечивали на солнце, что и глаза казались сейчас рыжими. Хотя вообще-то были голубыми.

Солнце уже догорало, ветер подул крепче – сильно запахло водорослями. Вечер ложился наземь, мягкий, тяжкий, южно не свой. Грудной морской шум не перебивал всей этой жаркой мерной тишины. Впереди на косе загорелись первые огни.

– Всегда они почему-то красные на море.

Лиза не ответила.

– Ты знаешь, – Анька вдруг перешла на шепот, – мне иногда кажется, что мы не одни. Все, кто жил на этой земле, живы.

– Конечно, – Лиза тоже ответила совсем тихо.

– Нет, я не про бессмертие душ. Я про то, что они вообще никто не умер!

– В смысле? – с легким вздохом спросила Лиза, кажется, ей совсем не хотелось говорить.

– Ну, они тут. Где-то живут, – упрямо продолжала Аня. – В деревушке какой-нибудь далекой, в городе, в синагогах, пустыне – всюду! И живы все. Авессалом с густыми, тяжелыми волосами, такой красивый, коварный. Езекия, маленький, сухонький, не ходит, а бегает, но зато очень благочестивый. «Как журавль, как ласточка издавал я звуки, тосковал, как голубь…» Иоанн Предтеча в шкурах, заросший, суровый, а в глазах – кротость, небо.

Лиза молчала.

– Мы шли сейчас, и мне все время казалось, они здесь, в той же толпе, такие простые и великие все, даже грешники. И Петр тоже где-то тут рыбачит, вспыльчивый и прямой. И Иоанн, ласковый, веселый, совсем молодой. Все, все рядом, совсем близко… страшно.

– Почему же страшно? – до сих пор Лиза слушала, прикрыв глаза, упершись подбородком в согнутые колени, но теперь взглянула на Аню, вытянула затекшие ноги, снова потянулась за сигаретами.

– Ну, что они живые. Ведь на самом деле их давно нет на земле.

– Да, – снова согласилась Лиза.

– Иногда я от этого плачу, – Аня усмехнулась, взглянула на Лизу, но та не смеялась и печально смотрела на почти беззвучное сейчас море, медленно курила.

– Я плачу, что все так раскрыто и мы так чудовищно раскрыты друг другу, как малые дети. У нас нет друг от друга никакой защиты. И этот мир, холмы, песок, пальмы, трава тоже раскрыты… нам. Но и мы перед ним обнажены.

– Иногда мне тоже так кажется. Только все это… больно, – вдруг откликнулась Лиза, совсем другим голосом, но все так же не оборачиваясь.

– В том-то и дело. Оттого, что мы так близко и мир такой бесконечный, таинственный, вот эти рыбы, например, которые медленно плывут сейчас там, абсолютно немые, в абсолютной тишине. Горы, птицы над ними и эти веточки, высохшие от жары.

Аня провела рукой по торчащим из земли сухим коротким веткам.

– Вот мы сидим тут, и все это как бы… проходит сквозь сердце.

– Может быть, это потому, что мы на такой земле?

– В Израиле? – Анька села на корточки. Взглянула в сторону далеких зеленых гор.

– Прости, я вернусь сейчас, пойду поищу, где здесь туалет, – Лиза подняла с песка черный рюкзак и ушла в светлый сумрак. Аня подняла оставленные ей сигареты, понюхала и положила обратно, на свитер.

Солнце уже подобралось к самому морю, спокойным пламенем крася песок, воду и неотвратимо спускаясь все ниже, за горизонт. Полутьма, подступавшая сзади, глубокая, мягкая, делала рябь моря серебристой. Семейство с мальчиком засобиралось, мальчику велели сдуть мяч, и он изо всех сил давил на него руками, направляя воздух себе в лицо. Ветерок из мяча тормошил ему челку, и мальчик смеялся. Наконец все трое двинулись в город. Грузный папа, под стать ему круг-лая мама, скачущая вокруг худенькая фигурка. И без того безлюдный пляж стал теперь совсем пустым.

Лиза вернулась быстро.

– Нашла?