Плач Синайских гор

Он побледнел, смело дотронулся до руки и крепко сжал её. Потом резко встал и кивком головы пригласил следовать за ним к такси. В машине молчал и, время от времени, искоса, поглядывал на неё. К счастью, у гостиницы никого не было. Он вышел из такси, подал ей руку. Поразилась его галантности. А он обернулся на таксиста. Водитель, всё тот же старик, беспечно копался в «бардачке». Самир наклонился и, как малый ребёнок, ткнулся губами в её щёку. Затем сунул ей в руку диск с видеофильмом, поспешно сел в машину и поднял руку. Машина быстро развернулась и скрылась из виду.

– Вот и всё! – зачем-то вслух произнесла она. Однако долго предаваться чувствам времени не было. Подошел автобус. Из гостиницы высыпали люди. Нужно было идти за вещами.

И снова переполненный пассажирами аэропорт, суета на таможне. Машинально делала то, что подсказывала шумная толпа. Кто-то раздраженно ткнул в её спину локтем.

– Стоит, как неживая! Спит на ходу, что ли?

Обернулась. Старая знакомая. Толстая тетка с красным потным лицом, что кричала на весь пляж, грозясь снять с работы пляжного работника за то, что у него кончились чистые полотенца. И снова она диктует всем свои порядки… Ну да Бог с ней! Светлана была даже рада тому, что её подталкивали локтями, заставляя двигаться

Видела, как в толпе мелькнули Рена с Олегом. Её не заметили. И, слава Богу. Она тоже не стала пробираться к ним. Общаться ни с кем не хотелось.

Самолет стремительно набирал высоту. Светлана прильнула к окну. Застыли в почетном карауле величественные хребты Синайских гор. Сверкнуло синими глазами почему-то названное Красным море. Крыло самолета спрятало под собой экзотическую картинку. Она сомкнула веки. А в голове зазвучал его голос: « Мне кажется, я всегда знал тебя! Словно ты жила не на другом краю света, а где-то рядом, на плато Гиза. А ты утверждаешь, что это не так и рассказываешь мне про снег, которого я никогда не видел. Смотрю в твои глаза, и мне в тебе нравится все: голос, походка, мимика, жесты. Почему ты мне такая родная? Даже тогда, когда говоришь на русском языке, я все понимаю. Скажи, разве такое может быть?»

Вот уж правда! Как такое могло случиться? Когда он появился на свет, она уже была в «интересном положении». Из декретного отпуска на работу уговорили выйти, как только сыну исполнилось полгода. И все та же сумасшедшая нагрузка. Все самые хулиганистые парни просились в её английскую группу. Завуч ругалась, не разрешала начинать урок, пока «лишние» не выйдут из класса, но парни молча саботировали. На все доводы директора, мол, вы же учили немецкий, твердили одно: «Нам всё равно, где сидеть. Ни по-немецки, ни по-английски не малтаем!». Делать было нечего. Завуч разводила руками. «Пусть только Светлана Петровна пожалуется мне на дисциплину!» Но жаловаться было не на что и не на кого. Ей не приходилось даже делать замечаний. Их делали друг другу сами ученики. Не дай Бог, у кого ненароком щёлкнет ручка! Все головы возмущенно поворачивались на звук. Стоило ей на ком-то остановить пристальный взгляд, ученик смущённо краснел и опускал глаза. Почему это происходило, сама не знала, но силу воздействия своего взгляда чувствовала. Но этим, если честно, никогда не злоупотребляла. И вот на тебе! Что называется, «влипла в историю» с этим арабским мальчишкой! Как там у Экзюпери? «Мы отвечаем за тех, кого приручаем». Да уж! Да уж! Всегда помнила об этом…. А тут! Где переступила запретную грань? Не тогда ли, когда, поскользнувшись на скользком камне, не отвела его услужливую руку в сторону? А может, когда из жалости к дрожавшему от холода пареньку позволила ему прижаться спиной к своей спине там, на вершине одной из Синайских гор? Или всё-таки тогда, когда он придвинул свою ногу в плетёном сандалии к резиновому ободку её тапочки? И она не убрала ногу! Да что гадать?! Грех вызревает в мыслях. И взгляд начинает источать флюиды. Сама того не осознавая, ввела парня в искушение!

Проклятое самоедство! Будь на её месте мужчина, разве стал бы корить себя за то, что вызвал любовь какой-то девчонки?! И платоническим чувством тут бы не обошлось! Ещё бы и гордился своей победой! А тут не освободиться от чувства какой-то необъяснимой вины…

Интересно, а что у Самира в фильме? Ведь он подарил ей диск. Как он тогда сказал? «Ты увидишь себя моими глазами. И полюбишь себя, поверь мне!». Чудной! Нельзя ей привозить этот диск домой. Зачем вызывать ревность мужа? Зачем ранить ему душу какими-то напрасными подозрениями? И из-за чего? Из-за того, что арабский мальчишка, прощаясь, ткнулся губами ей в щёку? А кому тогда показывать этот фильм? Подругам? И ловить их многозначительные усмешки? А, может быть, втайне от мужа, самой любоваться на себя? Безумие!