Плач третьей птицы

К VII веку само выражение духовный отец утрачивает первоначальный высокий смысл и подразумевает, как правило, не благодатного авву, наделенного необычайными дарованиями и божественной мудростью, а просто священника с правом вязать и решить, духовника, совершителя тайной исповеди, сформировавшейся в период Вселенских Соборов. Студийский устав вводит нормативы покаянной дисциплины, назначая епитимию для остающихся без исповеди целую неделю и не причащающихся более сорока дней[340]. В монастыре преподобного Феодора исповедь совершалась ежедневно на утрени во время чтения канона[341]; это правило, как и другие положения Студийского устава, с точностью воспроизвел преподобный Феодосий в Киево-Печерской обители[342].

Древнерусский духовник, поставляемый специальной грамотой на его имя, пользовался огромной властью и обладал широкими полномочиями не только как смотритель нравственности и наставник паствы: он выступал как свидетель и поручитель своего чада в суде, заверял купчие, заемные и закладные документы, а также завещания; скреплял своей подписью выборы игумении и постриги в монастыре. Номоканон назидал почитать духовного отца паче родившего, но указывал избирать добродетельного и тщаливого, и непременно старше сорока; а «нижей сих лет не имей его духовника, ниже дерзай ему что исповедати, ибо диавол в нем ликует»[343].

Преподобные Авраамий Смоленский, Кирилл Белозерский, Пафнутий Боровский, Иосиф Волоцкий, Даниил Переяславский имели широкую известность как духовники учительные, конечно, не только для иноков: князья и прочие аристократы обоего пола считали за честь получить от них строгое отеческое внушение; но таких мудрых, опытных, истинных было мало, как, впрочем, всегда и везде.

У нас долгое время предпочитали, на греческий лад, обращаться за окормлением к монахам; однако российская манера сердечного общения приводила к чрезмерному сближению: духовники по разным поводам посещали дома названных детей, не избегая пиров, на которых случалось по немощи человеческой и упиться, и подраться; многогрешные чада норовили переложить на плечи беспопечительных иноков свои заботы, выпрашивали послабление поста, подкупали подарками: жаловали деньги, дорогие безделушки, а то и дома с участками земли, как и теперь.

Женщины, как и теперь, в почитании дорогого батюшки не знали меры, льстили, влюблялись, интриговали; в XVII веке по причине разнообразных злоупотреблений чернецам запретили исповедовать мирян. В XIX веке этот запрет еще соблюдался в большинстве женских монастырей: право исповедовать инокинь предоставлялось лишь женатым протоиереям; надо ожидать, этот обычай скоро и у нас окажется предпочтительней.

Но, конечно, лица всех сословий и званий, желавшие глубины христианской жизни, искали руководителя-монаха, добирались к нему иногда через всю страну, за много верст, чтобы старец, «обозрев духовным оком все обстоятельства бытия обыкновенного человека, вошел твердою волею в его хрупкую волю, чтобы переменчивые желания получили стойкое направление, чтобы ободряющая надежда помогла выцарапаться из пропасти на свет Божий»[344].

В популярных брошюрках любят цитировать Симеона Нового Богослова: молитвами и слезами умоли Бога послать тебе руководителя бесстрастного и святого, но опускают строку чуть ниже: знай, что во дни сии много явилось прелестников и лжеучителей[345]. Призывы к осторожности не смолкают со времен Антония Великого, но не достигают цели, ввиду необоримой жажды обрести утешителя, угодника, всегда готового часами слушать, обнять, погладить по головке, простить, отмолить, исцелить и даже обогатить[346]. Велика опасность, соблазнившись лаской и особенно вниманием к своей персоне, погрязнуть в тщательном разглядывании и препарировании под микроскопом мельчайших букашек-грешков и мельтешащих помыслов, считая насладительное самобичевание духовностью и глубиной.

Только тяжело раненный, испытавший болезненность и бесплодность прокрустова руководства, кому, тренируя послушание, лихой духовник благословлял наврать, украсть, разбить стопку монастырских тарелок или съесть на Страстной яйцо, однажды сквозь объявший душу мрак понимает: ничье посредничество не освобождает от ответственности; пусть по приказу, но это я, а не он нарушил Пост, прогнал собаку, отверг неполезное общение с другом детства, порвал непрочитанным письмо от мамы.

Повиновение не спасительно, а, наоборот, губительно, если повелеваемое колеблет веру, вступая в противоречие с совестью, Евангелием и церковным уставом. Владыка Антоний Сурожский где-то говорил: даже если Сам Бог станет перед тобой и потребует исполнить то, чему твое сердце не может сказать аминь! - не делай этого, ибо Богу нужен не поступок, Ему нужна гармония между Им и тобой.