Плач третьей птицы

Потом, собственная ошибка, при осознании её, влечет за собой урок, размышление, опыт, а от чужой какая прибыль? В записках монахини Амвросии (Оберучевой) отражена прискорбная ситуация в Шамордине, одна из побед великой октябрьской: немалые числом монахини, привыкшие без рассуждения повиноваться воле старших, так же рьяно исполняли послушание советским указчикам: сбились в колхоз, доносили на священников, распределяли продовольствие по труду и выгоняли за ворота неугодных властям сестер.

Один монах печатно поделился, как мечтал в юности о непорочном, облагодатствованном руководителе, способном научить высшим степеням молитвенного делания; разумеется, таковой не отыскался. Но конечно и теперь живут истинные старцы, имеющие силу и власть от Бога пресечь мучительство страсти, запретить духовом злобы и прояснить жизненную перспективу. Игумен К., увлекавшийся смолоду винопитием, без малейших собственных усилий навсегда завязал, когда батюшка, его духовник, всего только погрозил пальчиком и сказал: «не надо!», а другой игумен, настоятель, подпавший под гнев архиерея, от своего духовника услышал: «к Пасхе закончится»; сбылось в точности и даже очередной наградой не обошли.

Подлинный старец не диктаторствует, не скажет «делай как я», не навязывает свои взгляды, свою волю; в сущности ведь нужны не приказы, а пример; преподобный Зосима прилепился к Марии Египетской, потому что увидел в ней, слабой женщине с изнуренной, обожженной солнцем и ветрами плотью, святость; нужен образ веры, человек, идущий по той же дороге несколько впереди.

Поэтому, если вместо гордостной установки на идеальный житийный образец усвоить всего лишь твердое упование на милость Божию, вполне возможно рассчитывать на нужного человека в нужный момент; он явится не обязательно в облике седовласого мудреца: будущая Леушинская игумения Таисия как раз на высших степенях молитвы застала незаметную старушку монахиню Феоктисту[347], начинающая пытливая подвижница Арсения оперлась на скромную схимонахиню Ардалиону[348], мистически одаренная послушница Мария обрела советчицей юродивую монахиню Диодору в Жабке, а по ее кончине старца Филимона, смиренного калеку и терпеливца[349].

И в наши дни инокине М. тоже в провинциальном малоизвестном монастыре повезло встретить препростую мать В., в советские годы постриженную в миру, часто наказуемую нарушительницу порядка: не так поклонилась, хлеб взяла впрок из трапезной, мантию надеть забыла; ругали, а она ни капли не омрачалась; всё-то улыбалась, всему радовалась, будто, номинально участвуя в обыденной суете, одновременно пребывала в нездешней сияющей дали; «дак когда сердиться-то, – объясняла с уральским не то сибирским выговором, – молитва бьется тут постоянно, даже когда сплю!» – и ударяла кулачком слева, где сердце.

Есть тебе дело, душа моя

О Дух, узри меня в моей ночи

И ниспошли полночные лучи,

Чтоб мир прозрачен стал и я прозрел

Сокрытый смысл земных и Божьих дел

И сам себя постиг, – хоть сей предмет

Всего труднее вытащить на свет.

Джон Донн[350]

.

Старец Нектарий вышел за ограду Оптиной пустыни всего однажды, под стражей, арестованный большевиками; до того, пятьдесят лет пребыв в обители, ни домой, ни в паломничества, ни по другим надобностям он ни разу не отлучался, что на фоне нынешних чуть не ежемесячных индивидуальных и массовых путешествий к святым местам и морским побережьям выглядит незаурядным подвигом. Издали величайшей трудностью представляется монотонность монастырской жизни, рутина повседневности, упорядоченные, как службы Октоиха, серые будни от восхода до заката.

На самом деле всё совсем не так; жизнь монаха, бедная внешними событиями, зато умная и заведомо осмысленная, чрезвычайно динамична, насыщена острыми приключениями и неожиданными открытиями; часа не проходит без испытания; разнообразие и множество экзаменов скучать не дает – по крайней мере тому, кто стремится в объятия Отча.