Плачущий ангел

— Всё, о чем он рассказывает, — это лишь его собственные мысли и переживания. Это он сам, впадая в отчаяние, думал с собой покончить. Его постоянно мучил вопрос, почему Бог с ним так поступил, почему попустил совершиться предательству? Он часто стоял на грани того, чтобы уйти из священства и вновь жениться, но такой поступок сам же считал изменой Богу, а кроме Христа у него никого больше не осталось. Мы к его рассказам привыкли и не обращаем на них внимания, а ты — человек свежий, вот он тебе и изливается. А вообще, так как отец Геннадий, у нас никто больше молиться не умеет, он ведь не просит, он вопиет Богу!

В том же самом благочинии, откуда был отец Геннадий, служил и ещё один, уже маститый, протоиерей. На него посмотреть — так чисто русский богатырь, — косая сажень в плечах, и кулаки, каждый по пуду весом. А матушка перед ним, — ну просто девочка, но, как мы заметили, слушается он её беспрекословно. Словно она у него генерал, а он так выше старлея так и не дослужился.

И, наверное, понимая, что нас такое главенство женщины в священнической семье искушает, однажды сам рассказал удивительную историю их совместной жизни:

— Я ведь священником стал ещё в семидесятые годы. Вспоминаю, как невесту тогда искал такую, — чтобы один раз и на всю жизнь. Познакомили меня с моей будущей невестой. Маленькая, стройная — словно берёзка. Вот, думаю, такая маленькая и будет жить со мной тихо и мирно, не станет мне указывать и поучать. А вышло-то всё, как раз, наоборот. Как стал я священником, принял приход, так и начала моя благоверная со мной спорить. Всё ей не так, что ни скажи, что ни сделай, — ну никак я ей не угожу.

Я уж с ней и по-хорошему говорил, и голос на неё повышал, а она ни в какую, не уступает и всё тут. И вот, однажды, не выдержал я и вздумал попугать её кулаком, а не рассчитал — она как раз на него и напоролась… Упала моя матушка на пол, лежит и не дышит… Я за голову схватился. Ещё бы, матушку свою убил! Ведь она хоть и вредничала, но меня-то, всё одно любила, и я в ней, честно сказать, души не чаял. И вот такой несчастный случай (а священник, если человека убил, даже если и случайно и не по своей вине, — служить у престола больше не имеет права).

Закричал я тогда страшно, упал перед ней на колени, прижался к губам, а дыхания нет, — безчувственное тело. Поднял я её на руки, — а её руки свисают точно плети. Положил её на кровать, зачем-то пледом накрыл и поехал к владыке.

Уже поздно к нему домой приехал. Доложили ему, он меня встречает:

— Что стряслось, батюшка, почему такая срочность, ты что, до утра подождать не мог?

— Владыка, я матушку убил, не хотел, а убил, под руку она мне попала, а я силу не рассчитал.

Снимаю с себя крест и кладу его перед архиереем на стол:

— Не имею я больше права такого — оставаться священником.

Владыка мне: — Ты, брат, не дури, возьми крест обратно, — только я могу решать: быть тебе у престола или не быть. Лучше давай ка о твоей матушке помолимся…

А я развернулся и, ничего не говоря, в отчаянии выбежал на улицу. Еду в автобусе и думаю: «Подвёл я всех, всю Церковь подвёл. Теперь будут в советских газетах писать, что церковник-мракобес жену до смерти забил».

Домой иду, а ноги не слушаются. В один день я потерял всё, и любимую, и право быть священником. Думаю, сейчас помолюсь и пойду в милицию сдаваться. Подхожу к двери, а она вдруг сама открывается, и моя ненаглядная кидается мне на шею.

— Ты где пропадал?! Ужин давно остыл, а ты всё не идёшь и не идёшь, не знала, что и думать. Стою, как вкопанный, и понять не могу: «Я что, сплю?»

Ущипнул себя, а она не пропадает, улыбается мне.

— Ты как себя чувствуешь, — спрашиваю?

— Да, вроде ничего, только голова немного побаливает.

Утром снова в область, к владыке, только уже в кабинет. Захожу, а у него на рабочем столе — мой крест. Я на колени, и ползу: — Прости владыка, матушка моя воскресла, и не помнит, что я её убил. Он берёт со стола мой крест, подходит ко мне, а потом размахнулся, и к-а-а-а-к перетянет меня по спине цепью. А потом спрашивает: — Больно?

— Больно, — отвечаю.

— Это хорошо. На всю жизнь запомни эту боль.

И ещё запомни: никогда, и ни при каких обстоятельствах, не снимай с себя крест!

Потом улыбнулся:

— А теперь возвращайся домой к матушке, и терпи. Всю жизнь её терпи, — это твой второй крест.

Вот так бывает, жизнь поворачивается…

Года через два после нашего знакомства с отцом Геннадием, мне вдруг сообщили, что он скончался. Мы собрались на отпевание в храме, который он и построил. Оказалось, что батюшка в последний год своей земной жизни узнал от врача, что тяжело болен, и что ему необходима срочная операция, а иначе он умрет.

— Операция? — спрашивает. — Какая еще операция?! Да, для меня эта болезнь — награда, Господь меня пожалел, и к Себе призывает. А ты хочешь, чтобы я и дальше страдал?

Свой последний год он почти не выходил из храма, служил каждый день. Ездил на исповедь к отцу Иоанну Крестьянкину. Умер тихо и мирно, боли его не посещали. Утром совершил Литургию, причастился. Пришёл домой, почувствовал себя плохо, лёг на кровать и почил.