– Эх, – Николай обиженно нахмурился. – По делу так по делу. Короче, не верит Олежка в причастность Кирилла.
– Это еще почему?
– Лик, Кирилл с Юрием в одной комнате в общаге жил. Ты понимаешь, что это значит?
– Нет.
– Да он был в курсе всех планов Петренко. Они вместе жили, вместе работали. Если бы Богданович имел на картину какие-то виды – ему проследить за соседом было бы проще пареной репы. Проследить, украсть. А не мочить в своей же комнате. Не было у него резона череп приятелю проламывать. Не было.
– А вдруг они поругались?
Жигалевич пожал плечами:
– Я уточнял. Олег говорит, свидетели ничего не слышали. Их комната на первом этаже, Юрий через окно к себе перемахнул.
– А Кирилл что, не мог этого сделать?
– Его джип тоже никто не видел.
– Ну он же не дурак, планируя убийство, на своем авто к общаге подкатывать!
– У него алиби, Лика. Он был дома у девочки-студентки, гулял с ее собакой, свидетелей масса.
Лика с досадой закусила губу. Да что же это такое, похоже, у опера одна цель в жизни – защищать Кирилла Богдановича.
А тот лишь подливал масла в огонь:
– Олежка пытался проверить его на предмет причастности к московскому убийству. Что оказалось. Железнодорожных и авиабилетов он не покупал. Его машина неделю была в ремонте, в том числе и в тот день, когда убили вашего антиквара. Конечно, он мог воспользоваться другим автомобилем. Этот вопрос сейчас прорабатывается.
– Он ангелочек, – пробормотала Лика, нервно покачивая ногой. – Ангелочек. Трахающийся перед камерой!
Николай горько вздохнул.
– Вот здесь облом. Олег говорит, что только за изготовление такой продукции даже задержать нереально. Нет состава преступления, ничего не докажешь. Он от всего откажется. Скажет, что нравится ему любовь втроем. Это же не криминал! – расстроенно воскликнул он. – Сажают за незаконное распространение. Но тут еще надо выяснять. Если Кирилл к распространению непричастен, с него вообще взятки гладки. Ситуацию будут отслеживать. Только я тебя умоляю. Ты больше не следи за парнем. Поверь, у нас есть кому этим заниматься.
– Все у вас есть! – едко заметила Лика. – И трупы, и менты, и снимающиеся в порно сотрудники музея. Нет только ни одного подозреваемого!
– Ошибаешься…
С победным выражением лица Николай пустился в объяснения. Вчера вечером к Олегу приходила женщина-вахтерша. И она обратила внимание вот на какой факт. Раньше возле общежития практически каждый день появлялся пьяноватый мужик в тельняшке. По виду – бомж бомжом. Он собирал бутылки. Общежитие большое, много молодежи. Вахтерша неоднократно видела, как через пару часов рыскания по окрестностям бомж уходил с двумя битком набитыми сумками. После убийства Петренко этого мужчину вахтерша не видела. Пару дней все вокруг было завалено бутылками. Новое поколение выбирает не пепси, а пиво. А вчера, увидев другого бомжа, собирающего посуду, женщина вдруг связала все эти факты.
– Я почему опоздал. Морозы же стояли. Бомжи в первые заморозки мрут, как мухи. После каждой ночи по пять-семь трупов находим, для нашего города это много. В общем, Олег с женщиной в морг поехал. Думал, может, опознает кого.
– И что?
– И ничего. Того, в тельняшке, среди них не было. Правда, недавно похоронили партию вот таких ребят. Следователь сказал, что будет запрашивать информацию, в чем были одеты похороненные бомжики. Хотя, конечно, ненадежно это все. Наверное, эксгумацию придется проводить, брр! – Николай брезгливо поморщился. – Ну и в розыск объявили этого тельняшечника. На всякий пожарный.
– Логично, – согласилась Вронская. – Скорее всего, он мог просто затаиться. Если был причастен. Или если стал случайным свидетелем убийства…
– А теперь… Всего лишь за один поцелуй…
Лика посмотрела по сторонам, и ее взгляд зацепился за тяжелую хрустальную пепельницу, стоящую на столике.
– Ладно, ладно, – Николай улыбнулся. – Не надо обагрять свои руки кровью несчастного влюбленного сотрудника угро. Короче, Склифософский. Спрашивал Богданович про того бомжа. У дворника. А тот через несколько дней обсудил сию новость с вахтершей. Просекаешь ситуацию?
– Ага, картина вырисовывается понятная. Он хочет избавиться от свидетеля, – прошептала Лика. – Или от сообщника…
Не волноваться. Только не волноваться, и так сердце заходится от боли. Антонина Сергеева даже обращалась к врачу. Тот ее послушал и онемел. А когда обрел дар речи, то разразился грозной тирадой. Давление низкое. И что там может болеть в области сердца – совершенно непонятно. Сердце не бьется. Нарушение ритма пугающее. Если не лечь в больницу, то можно лечь в гроб!
От госпитализации Антонина Ивановна отказалась, сославшись на большое количество работы. Конечно, это было неправдой. Здоровье подтачивала не работа, а сильный, леденящий душу страх. Это из-за него забывает стучать сердце, кружится голова, рот наполняется горькой слюной. Это из-за него нельзя ни есть, ни спать. Все мысли только об одном. Узнают? Или все-таки пронесет?
Она пыталась успокоиться. Вела с собой мысленные медитативные беседы. Которые начинались за здравие, а заканчивались за упокой.