Плакальщик

- Как вы посмели поднять руку на офицера личной тайной полиции Фюрера? Вам что эта смазливая тварь глаза застила? Как можно верить в ее бредовые рассказы? Это же полная чушь! Или вам стало жалко ребенка? Это вражеское семя, стремящееся паразитировать на теле нашей непобедимой страны. Вы что решили предать Германию. Вы что решили встать на защиту нашего врага?

- Заткнись критин! - прошипел разъяренный только что услышанным Гауптман - Где здесь враг? - широкий жест рукой окинул всю палатку. – Я его не вижу. Или называешь врагом эту беззащитную и более того, беременную женщину? Ставя ее себе в противники, ты лишь делаешь себя посмешищем для всей нации. Ничтожеством недостойным звания офицера. Ты...

- Постойте - тихий голос, практически шепот, еле слышно прошелестел по палатке, но и этого хватило что бы все здесь присутствующие замолчали и обратили внимание на его источник - Господин, не ругайтесь из-за меня. Не стоит тратить ваше драгоценное время на подобную ерунду - все смотрели на нее, минуту назад, мучившеюся от страшной боли женщину. Нина сидела на земле, прижавшись спиной к брезентовой стене. Одна ее рука прижата к животу, за то место куда пришелся удар безумного гестаповца. Другая нервно теребит завязки на поясе юбки - Не стоит за меня беспокоиться. Это все равно бессмысленно - продолжала тихо говорить Нина, заставляя всех невольно прислушиваться – Ваш "друг" все равно не даст мне покоя и изведет ребенка. Больше нет необходимости защищать ни меня, ни мою честь, поверьте. Я все равно не собираюсь тут больше оставаться - безучастное лицо перебежчицы не выражало ни каких эмоций. Она говорила, будто бы констатируя какой-то непреложный факт.

- Но куда? Вот черт! Но зачем? Ни чего не понимаю! - Гауптман сплюнул с досады. Непонимание ситуации его всегда выводило из себя. Ну а эта ему была ни просто не понятна, она приводила его в настоящее замешательство - Постарайтесь объясниться госпожа Котова! - строгим непререкаемым голосом вопросил Штайберг - Вам же так неистово хотелось дать шанс своему ребенку и тут вы почему-то передумали. Почему вы говорите что уходите? На мой взгляд это сейчас невозможно. Во-первых, вас ни кто не отпустит. Ну а во-вторых, ваше состояние вряд ли позволит воплотить это желание в жизнь - все благорасположение старого вояки к этой наивной девушке, словно ледяным ветром выдуло. Он перестал быть добрым дядюшкой и превратился в жесткого волевого офицера.

- Это была лишь моя глупая мечта. Я надеялась что на немецкой чужбине найдутся хорошие люди, но ваш товарищ убедил меня в том что я ошибалась. Оказалось, что и в Германии мне нет места. Ну а на счет моего ухода... Неужто в армии "великого рейха" кому-то под силу удержать человека от перехода в иной мир? – взгляд девушки, выдавал ее презрение в отношение к присутствующим здесь людям и сбивал их с толку.

- Вы что, умираете? - не до конца поняв ситуацию, спросил конвоирующий девушку оберлейтенант Франц.

- Да. И не только я. Весь мир смердит словно гниющий труп. Каждый день гибнет огромное множество людей и еще несколько смертей станут лишь каплей в море - и вновь в глазах женщины лишь обжигающая злость и презрение – Ох, знали бы вы как сильно это железное "яйцо" натерло мне бедро, пока я шла сюда. Наверное до самого мяса. Но думаю что все это не зря. Целых три офицера разом! – Нина смахнула с лица слезы и хрипло рассмеялась, глядя на не осознающих угрозы людей. Все стояли неподвижно не в силах уловить сути происходящего. Лишь один Гауптман понял все сразу, но его стремительный прыжок в сторону Нины катастрофически запоздал. Тонкие побелевшие от напряжения девичьи пальцы резко дернули за одну из трех завязок, на поясе платья. Миг и вот уже виден голубой колпачок крышки взрывателя, привязанного к короткой веревке. Все знали что это значит и ни кому не нужно было ни чего разъяснять.

- Четыре секунды - подумал гер Штайберг, прежде чем обрушился всем своим весом на хрупкое тело женщины.

***

Одному человеку все же удалось покинуть палатку за мгновение до взрыва и им оказался ни кто иной как Унтерштурмфюрер Ивальго. Он словно "крыса", еще даже не разобравшись до конца в ситуации, инстинктивно почувствовав угрозу, поспешил удалиться от его источника на как можно большее расстояние. Только вот, даже столь обостренный нюх на опасность не смог спасти его. Неописуемый грохот, словно рев труб апокалипсиса, разнесся по погрязшему в утренней суете лагерю. Не смотря на толстый брезент и тело Гауптмана, некоторое количество осколков все же смогло вырваться из палатки на свободу, выискивая на лету мягкие, податливые тела немцев. Стоны и крики раненых смешивались с медленно затихающим эхом взрыва, создавая ужасную для человеческого слуха, но при этом всем уже давно привычную, какофонию звуков.