Плакальщик

Резкое молниеносное движение. Коса рассекает воздух, примерно в метре над землей разом срезая, словно сноп зрелых колосьев, все, беспорядочно извивающиеся и дергающиеся, длинные тени. Которые в то же мгновение беспощадно начинает тянуть к небесам. Вон тени двух солдат, что стояли близ палатки. Неподалеку от них летит бедолага переводчик, случайно попавший под жернова войны. А вон Гер Гауптман вместе со своим адъютантом Обер-Лейтенантом Францем. Ну и конечно же неподалеку ото всех летела и Нина. Ее тень одиноко скользила к небесному своду, немного опережая всех остальных. А рядом с нею, еле различимо "возносилась" маленькая светлая тень. Это был не познавший тяготы жизни, ее еще не рожденный ребенок. Которого Нина хотела назвать "Аней", в память о своей, рано ушедшей из этого мира матери. Жнец смотрел на дело рук своих, сверкая сквозной дырой ничего незначащей улыбки. Наблюдал неотрывно за салютами серебряных искр и явно наслаждался этим зрелищем.

- А знаешь Нина? - ни к кому не обращаясь, неожиданно заговорил "Смерть. - На счет гранаты ты все же была не права. Я за нее затребовал вполне справедливую цену. Да и с акцентом ты угадала. Он и правда был немецким.

Конец Интерлюдии ӏ

Не знаю, чего хотел добиться Тень, но видимо его туманный шарик дал осечку. Моя потеря сознания была крайне короткой, наверное даже меньше одной секунды. Я за это время даже не успел упасть. Просто пошатнулся, сделал шаг и для устойчивости припал на одно колено. Помутневшее сознание стремительно возвращалось к норме, но тело оклемалось куда быстрее. Выпестованные на тренировках до автоматизма рефлексы сработали куда оперативнее, все еще вялого мозга. Я выставил синай для защиты от рубящего удара сверху, в то же время совершая толчок ногой и уходя всем телом в сторону, в короткий перекат. Миг и вот я вновь на ногах в оборонительной стойке, ищу взглядом своего "врага". Сияющий мягким синим светом меч готов отразить любой выпад Тени. Только вот новая атака, увы, пришла не от него.

Моя голова неожиданно взрывается неудержимым потоком образов. Синай отлетает куда-то в сторону, а я, даже не заметив потери, хватаюсь за взбунтовавшуюся голову. Не устояв, падаю на колени и прижимаюсь лбом к каменному полу, в отчаянной попытке охладить закипающий мозг, атакуемый все новыми и новыми волнами информации. Короткие осколки образов, собирались воедино создавая великолепное по своей красоте "зеркало судьбы", в котором постоянно повторялись одни и те же лица. Нина, Света, Лида. Три подруги детства, чья жизнь неразрывно связана прочнейшей нитью. Нина, Света, Лида. Три женщины стремящиеся сообща выжить под гнетом обстоятельств. Нина, Света, Лида. Три просто хороших человека, старающихся не унывать не при каких обстоятельствах. Нина... и война. Разметавшая этих людей словно бисер, вздетый в ту самую объединяющую их нить. Маленькие разноцветные шарики скачут по полу и никому неизвестно где они окажутся в следующую секунду. Вон одна бисеринка закатилась под кровать, стремясь укрыться от горя. Другая покатилась вниз по ступенькам, желая просто убежать. Ну а третья и вовсе отличилась. Провалилась в одну из множества незаметных щелей в рассохшемся деревянном полу и теперь никому не известно встретятся ли они вновь. Прячутся по углам, стремясь остаться не раздавленными напором судьбы и надеясь на возвращение прежней, мирной жизни. Только вот не знают бисеринки, что разбитое счастье, даже если его собрать воедино, все равно никогда не станет прежним.

Бедные женщины. Я словно четвертый друг или спутник, постоянно следовал за ними и переживал все то, что им пришлось пережить. Я был рядом и в то мгновение, когда Нина шумно ушла из жизни. Видел это и наверное осуждал ее поступок. Нельзя было менять две драгоценных судьбы, на жизни полу десятка солдат. Видел это, но не мог ни чего сделать, так как был простым зрителем. Хотя нет, я был «Элитным зрителем» с билетом ни то что в первый ряд, а на саму сцену. Тем больнее было осознавать свою беспомощность. Безжалостные волны образов накатывали вновь и вновь, принося с каждым разом все больше подробностей. Заставляя тело корчиться, но не от боли физической, а скорее душевной.

Камень, в том месте где я прижался лбом, наверное покрылся солью от пота. И оставалось только надеяться, что лишь от пота. Возможно я даже что-то кричал. Не помню. Знаю только, что было мне очень плохо. И даже когда поток информации перестал терзать мозг, лучше не стало. Я продолжал с упорством мазохиста, раз за разом прокручивать последние "кадры", на которых память запечатлела, улетающий ввысь светлый полупрозрачный комок бывший душой еще не рожденного ребенка. Я болезненно наблюдал за тем, как этот нераспустившийся цветок жизни разлетается на тысячи маленьких серебряных искорок, после чего каждая с легкой едва заметной вспышкой растворяется в вышине.

- Что? Что это было? - лишь это смог я прошептать пересохшими губами, прежде чем вновь погрузился в темноту забвения. И на этот раз, сдается мне, надолго!

ГЛАВА 5