Пламенеющие храмы

– Я-то ничего. А вот вы? Зачем вы привели его сюда? Здесь же невозможно дышать. По всему видно, от недостатка воздуха у него случился приступ грудной жабы. Его немедленно нужно вынести на свежий воздух и освободить горло. Дать нюхать винный уксус и им же растереть виски. После всего уложите его спиной на что-нибудь железное. Мелкая кольчуга подойдёт. Торопитесь же, если не хотите, чтобы он умер!

В комнату вбежали ещё стражники. Они уложили мэтра на принесённые плащи и вынесли его вон. Жозеф же, подойдя вплотную к Сервету, долго смотрел ему прямо в глаза. «Что ж ты мне прикажешь сейчас делать, Сервэ? Зарубить тебя на месте за нападение на мэтра или пристрелить при попытке к бегству?»

– Молись, Сервэ. Крепко молись, – произнес наконец Жозеф тихим и леденящим кровь голосом, – стража! Арестованного в камеру!

С этими словами Жозеф вышел вон из допросной комнаты. Кальвина он нашёл во дворе. Тот подобно трупу бездвижно лежал на земле, окружённый беспомощной стражей. Рядом суетился тюремный лекарь со своими снадобьями. Жозеф вынул из обшлага рукава несколько наскоро исписанных листов бумаги и сунул их за отворот распахнутой мантии мэтра. То был протокол неоконченной беседы духовного отца евангельской церкви свободного города Женева и всех окрестных земель мэтра Кальвина с арестованным Мишелем Сервэ.

Глава 13

Октябрь1553 г. г. Женева, Швейцарский союз.

– Дамы, молодицы! Жёны и блудницы, Подходите ближе к нам, будем веселиться!

Господа, сеньоры! Позабудьте ссоры, В дно бочки загляните, да больше зачерпните. Пьяно красное вино. Всем понравится оно…

Рифмы, выкрикиваемые зазывалами и перемежаемые ударами в барабан, метались по городской площади и, многократно отражаемые каменными стенами, затихали где-то в лабиринтах женевских улиц. В ответ им взбудораженные улицы отзывались радостным гомоном и весёлым хлопаньем дверей. Горожане спешили поскорее выйти из своих домов и отправиться на главную городскую площадь, чтобы занять место получше. Ещё бы, цирк приехал! Когда ещё будет повод отдохнуть и повеселиться, если не сегодня? Тем более, что аграрный сезон наконец-то остался позади. Жатва и обмолот закончены и собранный урожай зерна доверху наполнил амбары. Вызревшие грозди винограда, благостно дарованные матерью-природой, напитанные светом и теплом солнца и человеческих рук, отжаты в вино. В завещанный календарём день вино это с трепетным соблюдением всех непокойных ритуалов залито в бочки и отправлено дозревать в тёмные подвалы. В такие же подвалы отправлены и десятки десятков тяжелых и круглых, как мельничные жернова, сырных голов. Да разве только это? Сколько было собрано и приготовлено ещё припасов, всевозможных мирных и военных орудий, снаряжения, утвари и прочего добра? Невероятное множество! И всё скрупулёзно подсчитано и записано в учётные ведомости и гроссбухи. А сколько было потрачено на это людских трудов, волнений, переживаний, страданий, пота, крови и даже жизней? Их-то обычно никогда никто не считал. Посему после всех праведных трудов минувшего сезона каждый житель Женевы и окрестностей, будь то крестьянин, ремесленник, солдат или лавочник считали себя вправе отдохнуть, как того душа пожелает. Потому, едва заслышав разухабистые речёвки зазывал, весь честной народ повалил на площадь. А там уже вовсю шли приготовления к действу и в этом бурлящем и беспорядочном на первый взгляд движении каждый участник следовал своей выбранной роли. Гости – лицедеи, акробаты, жонглеры и мимы живо и согласно готовили своё представление. Они, подбадривая себя и веселя публику скабрёзными шутками, выстраивали из своих повозок подмостки, разворачивали и громоздили всевозможные декорации, броские и вульгарные. Пёстрыми занавесями выгораживались кулисы, чтобы укрыть от любопытных взглядов готовящиеся таинства. Прибывающие на площадь горожане при этом тоже не бездельничали. По цеховому или иному, кто как пожелал, правилу они живо разбились на компании, каждая из которых принялась обустраивать свой уголок. Так уж повелось, что после театрального представления тут же, на площади, обычно учинялось всеобщее гуляние. Безудержный пир с бочками пива, горами яств, песнями, плясками и всем прочим, что полагается. Поэтому сейчас в предвкушении действ и наслаждений мужчины живенько взялись притащить столы, стулья и посуду, прикатить огромные бочки и бочонки поменьше. Женщинам досталось накрыть столы закусками. Детишки как всегда бегали вокруг и сновали везде где можно и нельзя, помогая и мешая взрослым. Всё, чем хотелось побаловать сегодня брюхо, покупалось вскладчину или приносилось из дома. В кои то веки хлопоты были приятными и дело находилась для каждого. Надо ли говорить, что гвалт при этом стоял невообразимый. Крики, ругань, визг и хохот слились в один беспрестанный, оглушающий гул. Вся площадь представлялась сейчас одним гигантским клокочущим водоворотом, жадно вбирающим в себя с улиц людские потоки и перемешивающим их в одну пёструю и радостную в своём беспокойстве массу.