Кальвин, до того гражданин Страсбурга, заурядный нотариус при цехе портных, в который ему пришлось вступить, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, теперь превратился в достопочтенного мэтра Женевы. Он долго не мог решить, как поступить. Вернуться? Но не повторится ли прежняя история? Досада и обида за своё не столь давнее изгнание всё никак не изглаживались в его памяти. Но где-то в глубине души уже затеплилась радость. Выходит, что он был прав и люди это признали.
Как бы то ни было, а на всё воля Господа. Сомнения и раздумья остались позади и в прошлом. Сегодня же достоуважаемый мэтр Жан Кальвин въезжал в Женеву. Дозорный на стеновой башне, едва завидев увенчанную штандартами карету, в которой конечно же ехал Кальвин, прогудел в трубу сигнал «командующий в лагере». Солдаты, охранявшие городские ворота, выстроились во фронт и приветственно забряцали оружием. Едва карета въехала в ворота, как город, до того словно погружённый в дрёму, внезапно оживился. В окнах домов замелькали удивлённые лица, кто-то выбегал на улицу, крича на все лады il est arrivé! va tout au temple!21
Другие, услыхав забытые слова, наскоро одевались и выходили из своих домов. Завидев карету, все радостно шумели и рукоплескали, а когда она проезжала дальше мимо них, спешили вслед за ней. Очевидно, Кальвина здесь ждали. Его карета неспешно катилась по улицам Женевы, увлекая за собой всё увеличивающиеся толпы по-доброму взбудораженного народа. Обычный серый день, похоже, превращался в праздник. И праздник этот дарили жителям не труппы актеров и менестрелей и не календарные щедрости городских властей, а всего лишь один единственный человек, проповедник, принесший Слово. Кальвина ждали в храмах, школах, домах и площадях, ибо верили, что он словом и делом своим может привнести покой и умиротворение в умы и сердца горожан, а вместе с этим и порядок в дела всего города.Наверное, поэтому городской Совет ждал приезда Кальвина как никто другой. В ратуше давно знали о дне его приезда. Городские чиновники уже позаботились и о должности, что займет мэтр Кальвин, и о его жаловании, и о доме, в котором тот будет жить, и даже о новой мантии для него. Сегодня же его ожидала торжественная встреча. Однако сигнал дозорного как всегда застал врасплох. Все, кто находился в ратуше, засуетились, устраивая последние приготовления. На этот раз Женева не должна ударить в грязь лицом!
Несмотря на царящий во всей ратуше шум и суматоху, в кабинете первого синдика городского Совета висела тяжелая тишина. Хозяин кабинета, невысокий тучный господин с редкой сивой бородкой сидел за своим рабочим столом. Однако по его нескладной позе, бегающим глазам и подобострастию, с которым он обратился к своему собеседнику, вальяжно расположившемуся в отдельно стоящем кресле с высокой спинкой, вряд ли можно было угадать в нем хозяина. Скорее наоборот. Собеседник его, почтенный, преклонных лет муж с густой, давно поседевшей бородой, напротив, всем видом своим выражал достоинство. Его проницательный, но острый взгляд также выказывал спокойствие и уверенность. Казалось, в их положении кроется ошибка и им следовало бы поменяться местами. Однако, никакой ошибки не было.
– Ну что ж, дорогой друг, – обращаясь к синдику произнес седобородый муж, – кажется сегодня Женева должна получить то, что ей так давно было нужно. Думаю, уже скоро и вы, и люди, что поддерживают вас в малом городском Совете и в генеральном собрании, будут довольны.
– Дай-то Бог, господин Якоб, дай-то Бог! Все мы очень надеемся, что ваш мсье Кальвин сможет наконец сделать то, что не удалось всем нам. Боюсь даже помыслить, что будет, если у него нечего не получится …
– Не думайте об этом, дорогой мой. Всё, что вы и ваши люди могли сделать, вы сделали не так давно. Я не стану упоминать об итоге, вы знаете его лучше меня. Если вы хотите выправить положение в вашем городе, то вам нужно принять Кальвина каков он есть. Упаси вас Бог противоречить или сражаться с ним. Его вы одолеете легко, но потеряете и себя, и Женеву. Потеряете окончательно и уже никто не возьмется вам помочь. Ваше сегодняшнее положение Кальвин никак не пошатнёт. Соглашайтесь с ним и вы не только ничего не потеряете, а наоборот, приобретёте много больше, чем можете сейчас себе представить. Простите меня, старика, за прямоту. Я многим старше вас и имею достаточный опыт в подобного рода делах.
– Простите, господин Якоб, никто из нас не смеет сомневаться в вашем мнении. И всё же …
– В любом случае другого пути ни у вас, ни у Женевы нет. Люсьен, мальчик мой, – обратился седобородый к своему секретарю, неслышно расположившимся за столиком писца, -посмотри, что за шум там на площади.
Люсьен, человек уже не молодой, но статный и, по всему видно, энергичный, подошел к окну.
– Прибыла карета с мсье Кальвином!
– Похоже, дорогой мой, вам пора исполнить свои обязанности – проговорил седобородый, обращаясь к синдику. -И помните – никто, кроме него, не сможет вам помочь. Идите же.