Пламенеющие храмы

Посреди Женевы, вечером похожим на муравейник копошащихся огоньков, было одно местечко, которое в любое время суток оставалось сумрачным и безмолвным. Находилось оно не так далеко от городской ратуши и представляло собой двор, огороженный глухим каменным забором. Во времена герцогов Савойских здесь очевидно располагались склады для зерна, шерсти, вина и всякого прочего добра. Но с изгнанием савой-цев и воцарением в Женеве новой веры сии постройки стали применяться для иных нужд. Здесь сперва усилили и подняли повыше каменную ограду и установили тяжёлые неприступные ворота. Позже посносили прежние деревянные постройки и вместо них взялись громоздить нечто, похожее не то на замки, не то на каменные мешки. Сплошь толстые, глухие стены и ни одного окна. По мере того, как дух «Церковных ордонансов» проникал во все поры Женевы, обитателей этих замков становилось всё больше. Кто-то оставался здесь ненадолго, на день-два, кого-то эти серые стены удерживали неделями и месяцами. В любом случае в постояльцах здесь недостатка не было. Напротив, с каждым годом их становилось всё больше и порой стены эти не могли принять всех, кому надлежало сюда попасть. Городские власти не скупились и строили в этом дворе всё новые замки-мешки. Но от этого место это веселее не становилось. Что ж, здесь был не постоялый двор, не таверна и не казино, и уж тем более не табор бродячих жонглёров.

Здесь была городская тюрьма. А как полагается тюрьме, она всегда должна была оставаться бесстрастной и беззвучной, дабы ничто мирское не отвлекало её сидельцев от глупых мыслей, кои и привели их в эти стены.

Итак, в лабиринте улиц и переулков затерялись во тьме последние отблески света и умолкли последние звуки. После недолгой борьбы город наконец сдался на милость ночи. Вся суета незавершённых за сегодня дел внезапно остановилась, чтобы продолжиться с рассветом, но уже завтра. Зачитав, полагающуюся церковным чином, молитву, все добрые христиане погрузились в свои перины и одеяла, чтобы мирно отойти ко сну. Все, кроме тех, кому надлежало охранять покой не только на улицах города, но и в умах самих горожан.

Тихо, без лишнего топота и скрипа, мягко, словно крадучись, к воротам городской тюрьмы подкатил экипаж. Ненадолго задержавшись в воротах, он въехал в тюремный двор и остановился у освещённого парой фонарей крыльца приличного вида двухэтажного здания, очевидно, единственного здесь, оставшегося нетронутым с времён не столь давних. В ярко освещённых окнах нижнего этажа угадывалось какое-то нескончаемое движение и суета, слышались громкие голоса и иногда раскатистый хохот. Окна верхнего же этажа светились неярко и ровно. Из экипажа неспешно выбрался человек в чёрной мантии и, устало кивнув взявшему «на караул» часовому, вошел в здание. По широкой, массивной лестнице он поднялся на второй этаж, где находился кабинет начальника тюрьмы. Единственные здесь двери отворились перед поздним посетителем легко и без скрипа.

– Добрый вечер, мсье Жозеф! Надеюсь, я не заставил вас ждать слишком долго?

– Что вы, мэтр, нисколько! Ваш секретарь мэтр Морель уведомил меня о вашем визите, так что я дождался бы вас, даже если бы вы приехали под утро. Понимаю, раз уж вы сами соизволили прибыть сюда в такой час, значит дело важное. Мой же долг всегда быть на посту и выполнять ваши распоряжения так же, как и распоряжения городского суда. Такова моя служба. Итак, чем могу быть вам полезен, мэтр?

– Благодарю вас, Жозеф, за ваше старание. Я бы хотел осведомиться о своём подопечном, что находится здесь под вашим надзором. Здоров ли он? Как себя ведёт? Высказывает ли какие-нибудь просьбы? И каково вообще его настроение?

– Подопечный ваш очень добрый малый. Вполне здоров. По крайней мере за те дни, что он находится здесь, никаких жалоб ни на самочувствие, ни на что-либо другое от него не поступало. Настроение его, правда, не столь радужное, как было до того, как он оказался здесь. Но что поделаешь, такое уж тут место. Однако духом он не падает, держится молодцом. Я, как могу, пытаюсь скрасить его пребывание в этих стенах. Ему отведена просторная камера с окном. Еду он получает от моего повара. Также я предоставил в его распоряжение свою библиотеку. Пусть она не столь обширна и богата, но всё же лучше, чем совсем ничего. Раз уж юный Анатоль, ваш секретарь, был определен в мою тюрьму, не имея за собой никакой вины, было бы справедливо оградить его от всего, что в заточении должен претерпеть злодей, достойный своей участи.

– Анатоль? Разве я назвал сейчас его имя? Дорогой Жозеф, я вовсе не его имел в виду.

– Не его?! Но разве не он ваш подопечный, о котором вы изволили спросить?