Пламенная кода

– Ну жахни! – рявкнул Аунгу. – Это тебе не штурм-крейсер с пятикратным запасом прочности и восьмикратным дублированием критических систем! Это паршивый «тинкад», сверхплотная компоновка, здесь схема на схеме лежит и схемой укрывается! Выжжешь дыру в магистральных узлах, и вот тебе уже не военный транспорт, а жестяной отстойник для солдатского дерьма!

– И что ты намерен делать? – не таясь уже, расхохотался Бангатахх. – С военным, мать его мыльница, транспортом? Сдашь этелекхам с рук на руки в целости и сохранности?!

Аунгу не нашелся что возразить и просто торчал, разевая рот в невыразимой ярости и машинально потирая ушибленное плечо. За дверью что-то негромко, но отчетливо хлопнуло.

– Давай, – кивнул сержант и отскочил вглубь коридора.

Ефрейтор с готовностью перекинул скерн из-за спины в боевое положение и выстрелил туда, где по его предположениям находился запорный автомат. Сыпанули горячие металлические искры, что-то зашипело, а затем тревожно и нудно запульсировал сигнал тревоги. Бангатахх толкнул дверь – та отошла неожиданно легко, – первым нырнул в тесное, задымленное пространство поста и тут же выскочил обратно в коридор, кашляя и суча руками перед лицом. Сержант Аунгу отстранил его, вскрыл в стене упрятанный от сторонних глаз щиток и последовательно, выверенными движениями, отключил сигнал тревоги, врубил продув помещения инертной газовой смесью, принудительную вентиляцию и аварийное освещение. Выждав положенное время, переступил невысокий комингс и вошел внутрь.

– Вот дурак, – сразу же сказал он без выражения. – Так ведь и не узнаем, что это за шрехна такая – пигаклетазм.

– Точно не узнаем, – согласился ефрейтор Бангатахх, глядя на Юлфедкерка, что сидел в кресле, уткнувшись лицом в главную панель и все еще сжимая в обвисшей руке скерн. – Идем сдаваться?

– Надеюсь, нас не станут сильно бить и склонять к противоестественным деяниям, – кивнул сержант Аунгу. Вздохнув, добавил: – Очень глупо. Зачем он так?

– И этого мы тоже не узнаем. Тебя утешит, если я скажу, что вся эта затея была глупостью с самого начала?

– Так оно и есть, – ответил Аунгу и снова вздохнул. – Готовили нас непонятно к чему. Отправили непонятно куда, непонятно зачем. И все понапрасну, как и ожидалось. Конечно, глупая затея. Вот и закончилась бы какой-нибудь потешной глупостью. Плен у этелекхов, по слухам, почище иного нашего курорта. Отъелись бы, загорели… Заканчиваться смертью было вовсе необязательно.

– Идем уж, Назидатель хренов, в грунт тебя стыдным кверху…

31. Капитан Ктелларн обретает свободу

Собственный, старательно за долгие годы выстроенный и обихоженный мирок капитана Ктелларна рушился на его глазах. Стены, которые он любовно и кропотливо воздвигал, чтобы отгородиться от разъедающих душу сомнений, вдруг пошли трещинами и расселись. Кровля из голубого искусственного, но почти как настоящего, неба потускнела, схлопнулась до вполне досягаемых высот и обернулась неряшливой иллюзией. По осыпающемся под напором отвратительной реальности мирку слонялись уродливые пришельцы, переговариваясь меж собою гнусными голосами на варварском языке. Капитан Ктелларн остался один и, что самое невыносимое, он был никому не нужен.

Доктор Сатнунк так и не явился. Следовательно, у него вдруг возникли к тому непреодолимые препятствия. Поначалу капитан считал, что все дело в эршогоннарах: если доктор вдруг затеял упорствовать, расточая свои обычные невнятные угрозы поквитаться по прибытии в метрополию, и своенравно пожелал исполнять свой научный долг и далее, церемониться с ним Истребители не стали, попросту спеленали по рукам и ногам, заткнули рот и погрузили в багажный отсек, как дополнительный груз, вместе с его хваленым информационным фондом, по поводу которого он постоянно расточал туманные намеки на неоценимость и уникальность. Потом капитан понял, что в какой-то момент эршогоннарам стало не до Сатнунка и его изысканий, потому что ими основательно занялись высадившиеся на станции штронхи, а доктор спокойно и безо всякого ущерба для репутации сдался в плен, и сейчас сидит в тишине и уюте, попивает какую-нибудь этелекхскую жидкую бурду, с познавательным интересом наблюдая за экспонатами своего информационного фонда в естественной среде и в активном состоянии. До капитана же ему нет никакого дела, как, впрочем, никогда и не было.

Этелекх, из-за которого он застрял в этом промежутке между вымыслом и реальностью, то приходил в себя, то снова впадал в беспамятство. Капитану на убогом пятачке пространства, что покуда сохранилось под его юрисдикцией из всего еще недавно казавшегося неохватным объема «Стойбища», не хотелось вспоминать о присутствии постороннего. Не слышать его бессвязных речей, не видеть остекленелых бессмысленных глаз, забыть о нем хотя бы сейчас.

Даже штронхи, словно бы в издевку, занимались чем угодно, бродили где угодно, но при этом обходили его крохотный мирок стороной.