Послушно плетясь за незнакомцем, словно старик, из которого ушла вся жизнь едва ли не до последней капли, ссутулившись и волоча ноги, потупив взор, дабы не видеть отражения собственного позора в чужих глазах, капитан Ктелларн спросил бесцветным голосом:
– Как получилось, что вы всегда побеждаете?
– Нельзя победить того, кто с тобой не воюет, – спокойно пояснил тот.
– Да, мне говорили, – эхом отозвался капитан. – Никому не понять, за какие достоинства Стихии выбирают себе любимчиков.
32. День Ноль
Командор Томас Хендрикс открыл глаза. У него было странное чувство, как будто сквозь него пронесся ледяной вихрь и выморозил не только кровь в жилах, но и добрую половину памяти. Картинки недавнего прошлого выглядели туманными силуэтами по ту сторону расписанного морозными узорами стекла. Но это стекло оттаивало, бледные контуры набирали цвет и объем, хотя по-прежнему нелегко было восстановить распавшиеся связи между событиями.
– Небо плоское, – сказал командор Хендрикс плохо повинующимися губами. – Что с ним не так?
– Спасатели десантировались с верхних уровней станции, – пояснил чей-то голос, незнакомый и очень молодой. – Прямиком сквозь фантоматорные экраны.
Приложив изрядное усилие, командор Хендрикс сел. Очень сильно болела голова, перед глазами все плыло, временами срываясь в беспорядочное кружение.
– Кто вы? – строго спросил он сидевшего подле него юного эхайна. – Это вы спасатель?
– В некотором смысле, – с неожиданной радостью ответил тот.
Далее этот эхайнский юнец повел себя весьма необычно. То есть встал и, не вдаваясь более ни в какие объяснения, быстрым шагом удалился в сторону парфюмерного леса.
– Что за ерунда… – проворчал командор Хендрикс.
– Я тоже ничего не понимаю, – ответил Юбер Дюваль, который сидел в нескольких футах от него и выглядел необычно растерянным. – Где мое оружие? Где каратели? Где все?
– Такое ощущение, – осторожно заметил Эрнан Готье, – что мы многое пропустили…
– Мартино, вы здесь? – спросил командор Хендрикс.
– Здесь, – откликнулся Жозеф Мартино. – Вам не кажется, господа, что мы уже в раю?
– Рай – это выдумки для слабаков и неудачников, – сказал Готье брюзгливо. – К тому же, в рай не берут грешников, а все люди грешны изначально. Рай – это пустыня. А здесь растет всякая дрянь и при этом жутко воняет…
– И в раю не бывает чертей, – добавил Дюваль-старший, который увидел панбукаванов, торчавших в оцеплении на манер огородных пугал, что своим видом застращали бы и динозавра.
Командор Хендрикс тоже увидел, попытался удивиться, но у него ничего не вышло.
– Быть может, попадаются и добродетельные черти, – проворчал он. – Что если мы попытаемся встать и осмотреться?
Он не успел закончить эту здравую мысль, потому что из-за пригорка на них накатил человеческий поток, кричащий, плачущий и смеющийся одновременно. Увидев вокруг себя множество знакомых лиц, командор окончательно отказался от намерений как-то постичь и объяснить происходящее. Он просто сидел и почти механически отвечал на пожатия и приветствия, подозревая, что совершил какой-то героический поступок, о котором напрочь позабыл и вряд ли когда-нибудь вспомнит. «Спасибо, Жантель… спасибо, все хорошо… да, я в порядке, Ланс… а почему бы это я должен быть не в порядке… привет, Антуан, все прекрасно… мне позволят встать, в конце концов?» Краем глаза он видел рыдающую в три ручья Лили Дюваль, за которой прежде не замечал столь бурного проявления чувств, и Тони Дюваля, рыдающего так же безудержно и открыто, что для этого самовлюбленного и дерзкого юнца было абсолютно невообразимо. «Да, я хорошо себя чувствую, Ирен, хотя из ваших уст это звучит как намек на мой возраст… да, мсье Леметр, я вас узнаю, вас трудно не узнать, с утра вы практически не изменились, и почему бы это мне вас вдруг не узнать… а теперь все перестаньте галдеть, потому что у меня болит голова, и пускай кто-нибудь внятно объяснит, что стряслось и кто эти… гм… добродетельные черти…»
– Где он? – вдруг закричал Тони Дюваль, озираясь. – Где Сева? Куда он исчез?
– Кто такой Сева? – с тихим отчаянием, без всякой надежды получить ответ, спросил командор Хендрикс.
– Только что был здесь, – сказал кто-то растерянно.
– Я ему не поверил, – горько проговорил Тони. – А он… Господи, да найдите же его!