Пламенная кода

Капитан понимал, что теряет рассудок. Но усилия, чтобы сохранить контроль над сознанием, оказались явно недостаточными. В какой-то момент он смирился и с этим неизбежным поражением, еще одним за этот бесконечный день. В конце концов, быть может, в безумии он сможет избавиться от раздиравших его душу демонов.

Капитан рыскал по слишком тесной для него клетушке, роняя и автоматически поднимая мебель, натыкаясь на стены, запинаясь о собственные ноги, о ноги лежавшего прямо на полу чужака. В руке его был зажат скерн, бесполезная злая игрушка, из которой его едва не убили, и напрасно, между прочим, не убили… тогда это он сейчас валялся бы на полу беспечным и бездумным чучелом, а этелекх, в полном соответствии с чужеродными этическими нормами, горел бы в своем личном аду. Когда пальцы от неконтролируемого чрезмерного усилия затекли и утратили чувствительность, то сами собою разжались, железяка выпала и с мерзким звяканьем укатилась от случайного пинка в угол.

Бежать. Укрыться и выждать. Быть может, о нем вспомнят свои, придут на помощь и заберут отсюда.

Но куда бежать с космической станции? Зажмуриться и нырнуть головой вперед, в холод и вакуум? Что ж, самый радикальный способ скрыться от самого себя…

Да и кто вспомнит? Кому есть дело? Даже эршогоннары явились сюда не затем, чтобы помогать, а поразвлечься. Истосковались они, изволите видеть, в своих провонявших разлагающимся пластиком корабельных трюмах по живой крови. Убивать – вот-де настоящее дело для настоящего эхайна. Особенно когда противник не в состоянии дать отпор. Убивать, зная, что сам останешься цел. Приперлись поохотиться… военная аристократия, элитная кость… и нарвались. Где они теперь, что с ними сталось? Судя по тому, как уверенно, без страха шляются по пустому поселку штронхи, выпала бравым охотничкам доля самая незавидная. И одна только надежда, что эти бронированные уроды с бурыми черепами вместо лиц хотя бы отчасти разделяют этические представления людей, а значит – не станут лютовать и при первом же удобном случае примут капитуляцию.

Нет, не вспомнят и не помогут.

Оставалось одно: соблюсти воинскую честь, исполнить свой долг.

Проблема была в том, что капитан Ктелларн утратил всякое представление, в чем означенный долг заключался.

Долг редко сочетается со здравым смыслом. Кабы все при выборе поступков руководствовались здравым смыслом, в мире не осталось бы храбрецов.

Убить этелекха. Просто убить, голыми руками. Убить как дикого зверя, на охоте. Капитан постоянно, с самого начала, повторял про себя, а с некоторых пор и вслух, что это всего лишь такие особенные животные, в силу мимикрии принявшие облик разумных существ… ну да, весьма высокоорганизованные, но все равно животные. Убить – и расквитаться за те несколько минут неслыханного унижения и, как следствие, за полную утрату контроля над ситуацией.

Хотя в свете последних известий было совершенно очевидно, что контроль был бы утрачен при любом развитии событий. Эршогоннары все равно вышли бы на охоту. Штронхи все равно захватили бы «Стойбище». Вся разница заключалась в том, что иначе здесь все горело бы и дымилось и повсюду валялись трупы. И у трупов были бы знакомые лица.

Вначале жестокая бойня, а спустя короткое время – не менее жестокая месть. Всякий на месте этелекхов стал бы мстить и был бы оправдан любым судом, не исключая высшего.

Капитану вдруг захотелось думать, что эршогоннары так и не добрались до своей цели.

А если добрались, то люди сумели бы каким-то необъяснимым, фантастическим образом дать сдачи.

Чтобы у трупов не было знакомых лиц.

Но он должен был что-то сделать. Хотя бы что-то, способное вернуть ему ощущение собственной телесности. О том, что он действительно существовал, у него было прошлое, он жил все эти годы, пускай даже не так, как хотел, что у него были надежды и амбиции, которые пошли прахом, что у него, как это ни парадоксально звучит, было будущее, которого теперь нет. Что он не призрак, не картинка угольком на грязной стене полусгоревшей казармы.

Эхайны прекрасно умеют убивать себе подобных.

Но еще лучше они умеют объяснять самим себе, что убивать – это правильно и хорошо.

А когда убиваешь животных, в особенности очень хитрых, приспособленных, изворотистых, то и сомнения в правоте не в пример слабее.

Внушая себе охранительную иллюзию, что все это время он был занят лишь тем, что охранял стадо… или стаю… экзотических чужеродных тварей, он тем самым готовил себя к ситуации, когда придется истребить их всех до единого. И самцов, и самок, и детенышей.

Ему приходилось нелегко, потому что здравый смысл диктовал одно, а чувства – совершенно другое.