— Не понимаю, как более или менее однородное пламя может обладать столь тонкой органической структурой, чтобы быть в состоянии поддерживать какой-либо вид интеллектуальной жизни, не говоря уже о выстраивании математических умозаключений.
— Я не очень-то и много об этом знаю, — ответило пламя, — потому что наши физиологические процессы еще не изучены вашими учеными, а сами мы слишком невежественны, чтобы разбираться в подобных вопросах. Но я могу по крайней мере заверить вас, что наши тела имеют сложную структуру, образованную перемежающимися газовыми потоками, столь же тонкими, как ваша паутина, возможно, даже более тонкими. Если ваши ученые скажут нам, что такого быть не может, нам, полагаю, придется почтительно уйти из жизни, чтобы избежать нарушения ваших законов. Но пока же мы будем и дальше упорствовать в нашем странном поведении. А вообще, вам следует помнить, что, точно так же, как ваша физиологическая природа происходит от примитивных морских организмов, наша природа происходит от организмов солнечных; и условия в самый ранний период солнца (когда у наших старейшин как раз таки впервые и пробудилось сознание) очень сильно отличались от каких-либо современных физических условий, земных или солнечных. Я уже придумал аналогию, которая может помочь вам. Основная жидкость вашей крови — солевой раствор. Она менее соленая, чем современная морская вода, но почти столь же соленая, как доисторический океан, выйдя из которого ваш вид стал амфибией. Словом, точно так же, как вы сохраняете в вашей физиологической природе некоторые характерные особенности, присущие тому далекому прошлому, так и в нашей природе сохранились особенности, развившиеся на заре солнца; свойства, которые, вполне возможно, будут приводить ваших физиков в замешательство до тех самых пор, пока они не узнают больше — гораздо больше — об условиях того далекого периода. И вот еще что. Имейте в виду: весь наш — пламенный — вид в некотором роде является почти единым, объединенным телепатически организмом. Индивид у нас куда менее самостоятелен, чем у вас. Для осуществления всех высших физических функций ему необходим контакт с собратьями, и потому он нуждается в гораздо менее сложной нервной системе, чем вы.
Я поинтересовался у пламени, располагает ли его вид каким-либо особым органом экстрасенсорного восприятия.
— Да, — был ответ. — Все наиболее развитые функции личности сосредоточены в тоненьком, напоминающем плеть, кончике, который вам представляется зеленовато-синим.
Я снова перебил его:
— А каким он видится вам, когда вы смотрите на одного из ваших сородичей?
Пламя опустило тоненький кончик вниз, чтобы тот оказался в поле его зрения, которое, похоже, было сосредоточено в темном воротничке, и я, глядя его «глазами», увидел изогнутый орган, ярко раскрашенный в манере, не поддающейся описанию на нашем языке за неимением у нас чего-либо подобного.
Я попросил пламя рассказать о его механизме визуального восприятия.
Ответ был таким:
— Мы еще не определили в свете вашей науки, как именно мы видим, но зрительный процесс связан с темным ободом, опоясывающим основание цветной плети. Судя по всему, он чувствителен к световым лучам, падающим на него снаружи, но только к тем, которые падают вертикально к его поверхности. (Это понятно?) Таким образом, каждая чувствительная точка пояса получает представление всего лишь об одном крошечном сегменте окружающей среды, и сопоставление всех этих посланий дает панорамный вид. Что до цветности, то в этом плане, как вы уже наблюдали телепатически, мы обладаем очень глубокими познаниями. Чего вы, возможно, не заметили, так это того, что цвет у нас образует непрерывную шкалу от инфракрасного до ультрафиолетового, а не сочетание нескольких основных цветов, как это обстоит у вас. Наше слуховое восприятие зависит от колебаний нижней поверхности тела. Кроме того, мы способны воспринимать электромагнитные волны и, конечно же, жару, холод и боль.
Я заверил пламя, что у меня начинает складываться более четкое представление о его природе, и намеревался задать еще несколько вопросов, но пламя продолжало: