Пламя Атлантиды

Худшие опасения подтвердились. Сопровождающий указал на крытую повозку — фиакрон, где ей со спутницами предстояло преодолеть путь до дворца императора. Она и раньше слышала, что женщины этой страны не имели права ездить на колесницах. Впрочем, всех остальных прав они тоже не имели. Даже в варварской Кассиопее можно было наблюдать почтение к потомственным аристократкам, поэты часто воспевали женщин и в песнях, и в стихах, но Спаркалия в отношении к прекрасному полу была непреклонна. Для того чтобы покинуть стены собственной обители, спаркалийки были обязаны получить на это разрешение не только супруга, но и имперского совета. На людях они были обязаны скрывать свои лица за темными масками, а тела — под плащами. Наедине с мужчинами им полагался минимум одежды, сидеть женщины могли, только обнимая колени своих мужей, не имели права говорить без разрешения и смотреть в глаза. Нарушение этих традиций жестоко каралось — многие не выживали под ударами кнута и пытками калеными прутьями.

Подумав, Латима решила не спорить — не лишится она своего величия от поездки в фиакроне, и не будет повода к вероятному межгосударственному разногласию на почве различия культур. Когда процессия тронулась в путь, девушка все же нарушила правило — откинула тяжелую темную занавеску, разглядывая проплывающие мимо дома, улочки и большую площадь. Когда они проезжали мимо помоста, женский крик разорвал тишину, и Латима поморщилась. На помосте собралась небольшая толпа из мужчин разных сословий, и палач в красном облачении как раз приковывал к перекладине молодую женщину, совсем еще девочку. Виталия заскрежетала зубами от возмущения — подручная никогда не сдерживала своих эмоций, но Лучезарная предупреждающим жестом накрыла ее ладонь.

— О, Лучезарная, посланница цветущей Атланты, — Латима удивленно посмотрела на одного из встретивших ее мужчин. Он ехал верхом на гнедом жеребце и как раз поравнялся с проемом фиакрона. — Если будет на то твоя воля, мы можем понаблюдать за экзекуцией.

— В чем вина этого дитя? — невозмутимо поинтересовалась девушка, словно ничего ужасающего на ее глазах в этот момент не происходило.

— Нарушение общественной морали. Она посмела не ответить на вопрос воина городской стражи.

— Разве на то не было запрета от ее супруга или отца?

— Был, это обычная практика. Но ее супруг, достопочтенный Зедиус, сам настоял на экзекуции, так как юная супруга недостаточно согревает по ночам его ложе.

Латима повела плечами.

— Это бы доставило мне огромное удовольствие, но я не смею оскорбить неуважительным отношением императора, заставляя его томиться в ожидании. Мой путь был неблизким и изнуряющим, но я томима желанием склонить голову перед величественным Фланигусом как можно скорее! И, полагаю, он не одобрит подобной задержки.

На лице мужчины промелькнула тень удивления и легкого испуга. Латима улыбнулась в его лицо, растерявшее прежнюю напыщенность, и спокойно опустила занавеску. Виталия прыснула со смеху, Элития и личные прислужницы едва сдержали улыбки восхищения хладнокровием своей госпожи. Они удержались от обсуждений увиденного, опасаясь, что их прослушивают, поэтому не столь далекий путь до дворца Алессии преодолели в полном молчании.

Дворец поражал своим великолепием — во всех империях, достигших небывалой мощи, архитектура была изумительно красива.

Резные ворота, инкрустированные панцирями морских черепах и цветными стеклами с вкраплениями солнечного металла распахнулись перед послом матриарх Лаэртии, и удушающий зной пустынного сирокко сменила благодатная прохлада. Длинный коридор с рядом мраморных колон, темно-синие витражи высоких оконных арок, куполообразный потолок был расписан в яркие картины, изображавшие легендарные битвы империи. Здесь обожали роскошь и золото — даже мраморные полы были инкрустированы резными пластинами солнечного металла, но главным было не это. Высокий трон-пьедестал в центре зала ослепил ярким золотым отблеском. Он был полностью выплавлен из этого благородного металла!

Латима ничем не выдала своего восхищения и удивления. Гордая и величественная, она плыла по глянцу мрамора, и казалось, что ее ноги касаются неподвижной водной глади. Десятки мужских глаз были прикованы к ее статной фигуре, и атмосфера дворцового зала словно сгустилась, наполнившись искрами, подобные тем, что возникают во время грозы. Девушка видела все — откровенную похоть на их лицах, осуждение, изумление — но гордо шла вперед, не сбавляя шага. Кроме нее и двух Пантер (прислуга была немедленно направлена в покои, отведенные послу) в зале не было ни одной женщины. Девушки подошли близко к пьедесталу, и тут же, как по команде, четверо крепких чернокожих стражей принялись неспешно разворачивать его в обратную сторону.

Лучезарная закусила губу и слегка склонила голову на бок. В итоге именно это помогло ей сдержать возглас изумления, когда стражи поклонились, отступив в тень. Глаза девушки медленно оглядели снизу вверх фигуру восседавшего на троне императора, и неподдельный шок отразился в широко расширенных зрачках.