Пламя Атлантиды

В этот поздний час в императорском дворце Алессии царила неестественная тишина. Свита Лучезарной наверняка крепко спала в своих отдельных комнатах, их сон всегда был чутким — воительницы-Пантеры помнили о том, что находятся на вражеской территории, пусть даже под иллюзией шаткой дипломатической неприкосновенности были готовы встать на защиту своей госпожи по первому сигналу тревоги.

Вспыхнувшее между императором и послом вожделение не было тайной для сопровождающих. Так повелось издавна в Атланте — не стесняться своих желаний, брать то, что хочешь получить, по возможности, мирным путем, если же нет — приложить усилия. В любви, как и на войне, обычно хороши все методы. Надо лишь уметь предвидеть последствия своих деяний на несколько шагов вперед, чтобы понять, какой именно результат в итоге получишь.

Латиме Лучезарной потребовалась вся ее выдержка, железное, выработанное долгими зимами самообладание, чтобы сохранить спокойствие, не позволяя пламени взбунтовавшейся плоти одержать верх над разумом.

— Не преграда согласию между державами мое утомленное сердце, — Латима редко использовала в своей речи подобные поэтические обороты. Но сейчас она несла послание от матриарх, которая славилась своим красноречием, и собиралась произвести на молодого императора самое благоприятное впечатление. — Долг соглашения вновь принуждает меня, забывая усталость, скрепить его оттиском новой печати.

Она без тени смущения разглядывала мужчину, сидящего напротив во главе длинного каменного стола переговоров. Оружие, которым были увешаны стены зала, не произвело на нее ровным счетом никакого впечатления — вооружение Спаркалии во многом уступало Атланте, которая всегда негласно работала над укреплением военной мощи. Лаэртия не жалела сил и злата на исследование и разработку новейших видов оружия, информация о котором содержалась в строжайшем секрете. Клинок булатной лассирийской стали, тяжелые арбалеты, громоздкие копья — давно мудрые девы ее империи усовершенствовали подобное оружие. Легкие мечи рубили все живое на своем пути, арбалеты, которые легко было умостить на плече, поражали цель с максимальной точностью, а копья были невесомы и точны, достигая в полете запредельной скорости. О том, чем занимались ученые мужи в лаборатории Лаэр, она редко интересовалась, но знала одно, когда это оружие увидит свет, Атланта станет непобедима.

Декорированные златом и металлом Фебуса стены, россыпь слез пустыни и смарагдов по капители колонны — она никогда не была заложницей роскоши и богатства, хотя вынуждена была признать, насколько богатыми были залы этого дворца. Но даже их блеск и великолепие меркли на фоне молодого императора жестокой империи.

Аларикс Фланигус, не стесняясь, буквально ел глазами прекрасного посла Атланты. В глубине светлых омутов с искорками неприступного льда сложно было прочесть истинные эмоции. Вся поза мужчины выражала снисходительную скуку, его мысли витали далеко за пределами зала и совсем в иной плоскости. Латима вела разговор спокойно и невозмутимо, ни один мускул ее не дрогнул, выдавая в точеных чертах лица истинное волнение, наверняка ее взгляд был таким же холодным и сосредоточенным. Но это не мешало ей любоваться величественной фигурой императора с телом воина, скользить внимательным взглядом по сильным рукам с бугрившимися мышцами и четкой сеточкой вен, крыльям широкой груди, рельефному торсу и сильным ногам. Пожар опасного, будоражащего кровь вожделения растекался по ее телу, пришлось собрать все свое мужество и сделать над собой горячие усилия, чтобы не дрожать от внезапно нахлынувших чувств.

Никогда еще Лучезарная не видела столь красивого и сильного мужчины. В свои двадцать пять зим она успела познать очень многих, узнать цену чувственному наслаждению от единения в закрытых покоях под пологом лазурного шелка, но чувств подобных тем, что она испытывала сейчас, ей еще не довелось впустить в свое сердце. Все мужчины, которые делили с ней ложе, и близко не стояли с волевым и мужественным Алариксом. Мужи Атланты были слабы и податливы любому приказу дев империи, не осмеливаясь просить о чем-либо и отказывать — подобное своеволие всегда жестоко каралось. Она забывала их лица с восходом солнца, те же, кто оставлял след в памяти благодаря своим навыкам и проявлением характера, давно отправились в чертоги Антала. Латима не имела права компрометировать свое имя излишними подробностями своих чувственных удовольствий.