Пламя Атлантиды

Русоволосая прелестница протянула руку сквозь прутья клетки, на ее пухлых губах играла почти садистская улыбка, глаза светились лихорадочным блеском. Ведикус затаил дыхание, пока ладонь лесной оциллы, проникнув под пояс брюк спаркалийца, совершала ритмичные движения, наслаждаясь своей абсолютной властью над запертым в клетке узником. Возглас старшей подруги застал девушку врасплох, но она не отдернула ладонь, лишь в глазах на миг промелькнуло выражение сожаления — несколько секунд, затем на лице расцвела практически счастливая улыбка ребенка, которому пообещали мороженое на десерт. С нехорошим предчувствием археолог перевел взгляд на старшую амазонку, и тут же ощутил ментоловую изморозь вдоль позвоночника от одного ее взгляда, горящего обещанием чего-то необъяснимо пугающего. Это был первый раз, когда он увидел на лицах этих бесчувственных дев проявление эмоций, и они ему совсем не понравились.

Он проводил взглядом фигуры женщин, пытаясь выровнять ритм сердца. Ни одна из них не обернулась, но ощущение тревоги не утихло с их уходом, наоборот, усилилось, разгораясь с каждой минутой. Это было довольно странно — ему не угрожали и даже не прикасались, наоборот, говорили с ним предельно вежливо и заинтересованно. Савичеву хотелось верить, что старшая оцилла признала в нем воина и отметила его силу и выдержку, но интуиция вопила о том, что здесь дело совсем в ином. В чем именно, он пока не понимал.

— Ты как? — тронул за плечо спаркалийца, который сидел тихо и смотрел перед собой в одну точку.

— Эта презренная сука оскорбила меня своим касанием… лучше бы мне подарили смерть от копья, чем такое! — сдавленно прошептал Ведикус. Тревога Савичева уступила место глухому раздражению. Да если в патриархальной империи все воины такие нытики, амазонки вскоре будут править миром, не иначе.

— Прекрати скулить! — археолог ощутимо пнул мужчину под ребра. — Я весь слюной от зависти изошел, пока тебя ласкали, ведь на меня она только глядела! Да если бы эта прелестница меня погладила, я бы не был так расстроен!

— Она поставила на мне свою сучью метку! Твой разум убаюкан сладкими речами их презренной старейшины столь сильно, что ты не видишь далее масляной меры! С приходом ночи у них начнется пиршество, и мы будем их основным лакомством!

— Они каннибалы?

— Хуже… презренные оциллы! Я бы не радовался столь пристальному вниманию старейшины, потому как она продаст тебя на рабском аукционе первому, кто заплатит большее количество монет солнечного металла! Мы пропали. Нам никогда не узреть берега Спаркалии и свободы, только неволя и гибель вдали от родных берегов! А закат круговорота близок, наслаждайся последними мерами масла перед тем, как они растопчут твою волю и обратят в рабство!

— Ты слишком много об этом думаешь. — Головная боль практически утихла, и Савичев сделал несколько глубоких вдохов, прогоняя тревогу. — Постарайся выспаться, у тебя была бессонная ночь. Я не дам ей тебя щупать, пока будешь спать, обещаю.

— Им не нужно твое разрешение!

«Как ты достал!» — вздохнул Дмитрий и вытянулся на подстилке из сухой травы, закрыв глаза. Дыхательная гимнастика сработала, и, подумав, он пришел к выводу, что не слова Ведикуса стали причиной его тревоги. Солнце между тем клонилось к горизонту, забирая с собой жару и принося дуновение освежающего бриза с побережья. Спать не хотелось, любопытство взяло верх над интуицией. Спустя примерно час две девушки в лоскутах из кожи принесли нехитрый ужин — воду в скорлупе кокоса и горсти ягод с орехами в таких же импровизированных пиалах. Голод взял свое, и Савичев с удовольствием проглотил дары леса.

— Ешь, — посоветовал Ведикусу. — Если мы собираемся выбираться отсюда, нам понадобятся силы. Налегай на орехи, белок придает энергию.

— Боги воистину отобрали твой разум речами этих сладкоголосых амазонок. Да, они кормят нас пищей, которая действительно придает силы, но они обратят эту силу против нас уже на закате! Я не пойду на поводу у презренных сук!

— А вот я проголодался, — Савичев зачерпнул горсть ягод из пиалы сокамерника и махнул на него рукой, не встретив сопротивления. — Слабей от голода и оставайся здесь, у меня иные планы.

После трапезы ускользающий сон пришел почти мгновенно. От земли тянуло прохладой, но ждать с моря погоды, изводя себя тревогой неведения, было неблагоразумно. Если ему придется бежать отсюда, нужны силы и отдых — неизвестно, как все повернется.

Когда мужчина открыл глаза, над лесом повисли серые сумерки, в просветах лиственной кроны были видны яркие звезды. Поясницу ломило от замкнутого периметра клетки, тело требовало движения и физической нагрузки, но все, что он мог сделать в столь тесной камере — это сто подходов на пресс и столько же отжиманий. Ведикус потерял к нему интерес, замкнувшись в своей депрессии, а Дмитрий не счел нужным проводить сеансы психоанализа для того, кто сам все уже для себя решил. Когда он закончил упражнения, внезапно обнаружил трех совсем юных зрительниц.