Пламя Азарота (СИ)

Говорил же, — шепнул ветер голосом оставшегося далеко позади шамана. — Не по твои зубы добыча. Какая жалость. Из-за одного глупца мне придется начинать всё сначала.

Рухнувшее на колени тело затряслось в душащем кашле, пытаясь выплюнуть кровавые сгустки, и удар сабли — с плеча, вкладывая всю силу, — отсек склоненную голову в темном тюрбане. На губах вновь осел потревоженный выдохом песок. Ильгамут взмахнул саблей, стряхивая с лезвия капли крови, и принял на него удар нового противника.

Варвары не отступили, даже когда на каждого из них, на каждого из тех, кто еще держался на ногах, осталось по дюжине врагов разом. Они валились на песок один за другим, но те, кто еще мог отражать выпады сабель и кинжалов, упрямо рычали и выли, роняя всю новые капли крови и отказываясь сдаваться, пока с губ не сорвется последний предсмертный стон. Вновь и вновь, усеивая барханы телами в отчаянной попытке прорваться к далеким шатрам, пробиться сквозь воздвигнутую на пути через пустыню живую стену и добраться до спрятанного вдали, за милями песков, сокровищу: плодородным берегам рассекающей дюны реки.

Удар, блок, поворот. Вновь и вновь, пока на пологом склоне не замер без движения, пронзенный тремя саблями разом, последний враг.

— Господин? — спросил кто-то из воинов, и Ильгамут зашелся кашлем, сплевывая песок и чувствуя, как кожу на горящем от боли лице и боку стягивает липкой кровью.

— Коня.

Возлюбленная жена столкнулась с ним на пороге шатра, бросившись наружу, едва до нее донеслись крики возвращающихся войнов. Не закричала и даже не охнула, увидев кровь на разорванной бармице шлема и измаранном сюрко, но протянула вперед обе руки, и зеленые глаза расширились в непритворном ужасе.

— Ильгамут…

— Забирай сына и уходи на север.

Спорить Джанаан не стала. Но опустила руки и нахмурила изогнутые темные брови, безмолвно прося объяснить.

— Это всего лишь авангард. С заходом солнца они вновь пойдут на приступ. Мы сделаем всё, что будет в наших силах, мы… хотя бы выиграем время, чтобы вы успели добраться до Джаухар-Ахсаны.

— Разве не безопаснее…?

— Нет, — отрезал Ильгамут, поняв ход ее мыслей. — Воины Анрадина лишились предводителя, и я не удивлюсь, если половина из них попытается бежать, едва стемнеет. А остальные… Я доверяю лишь своим людям и Алимашу.

Выражение ее лица по-прежнему не изменилось. Но в голосе прозвучала горечь, стоившая тысячи самых пламенных заверений в любви.

— Я погубила тебя. Я ведь предупреждала, что…

— Нет, — повторил Ильгамут. — Если богам угодно, чтобы я сложил голову в этой войне, то я всё же предпочту прожить последние часы так, как того желаю я сам, а не другие тарханы или твой брат.

Джанаан смотрела на него несколько мучительно долгих мгновений — за которые он уже успел подумать, что она откажется, тоже предпочтет рискнуть, даже сознавая, что погибнет страшной смертью, если он не удержит лагерь, — а затем всё же качнула головой.

— Скажешь, мы прокляты?

Должно быть, она подумала об Анварде. И теперь спрашивала в мыслях, неужели… кто-то мог счесть подобный исход справедливым? Разве… не могли Великий Таш и Пламенный Азарот сразить северного демона одним ударом?

Но замыслы богов непостижимы для людей.

— Скажу, что демоны, будь они хоть южными, хоть северными, останутся ни с чем. Забери с собой всех женщин. Я дам вам сопровождение.

Она опустила на мгновение подкрашенные ресницы — повисшую в шатре тишину нарушил едва слышный вздох — и кивнула, сцепив пальцы в золотых кольцах. Что ж, если ему не суждено вернуться… сатрапия всё же останется в надежных руках.

Провожая ее взглядом — закутанную в шелка и гордо поднявшую голову, первой направившую лошадь прочь от побуревших от пыли шатров, — он молился лишь о том, чтобы она не обернулась.

Иначе вновь надвигающееся с юга сражение потеряло бы для него всякий смысл.