Пламя его души

природой этого разума и, следовательно, должны иметь полезное назначение и цель, которой не следует пренебрегать. Почему некоторые предметы, хотя и связанные с нашими

высшими интересами, поставлены провидением столь высоко, что нам дозволено только

находить их в неясном восприятии, вызывающем в нас самих сомнения, отчего

исследующий взор не столько удовлетворяется, сколько раздражается? Полезно ли

отваживаться на дерзкие определения, - при такой перспективе это по меньшей мере

сомнительно, быть может, даже вредно. Но всегда и без всякого сомнения полезно

предоставить пытливому и испытующему разуму полную свободу, дабы он

беспрепятственно мог обеспечивать свои интересы, чему способствует и то, что он

ограничивает свои познания, и то, что он расширяет их, между тем как интересы его всякий

раз страдают, когда вмешивается чужая рука, чтобы свернуть его с естественного для него

пути к навязанным ему целям.

Поэтому предоставьте вашему противнику говорить только разумное и побивайте его

только оружием разума. Что же касается добра (практического интереса), не беспокойтесь

о нем, так как в чисто спекулятивном споре оно вовсе не замешано. Тогда спор обнаружит

лишь некоторую антиномию разума, которая, коренясь в его природе, необходимо должна

быть выслушана и исследована. Спор развивает антиномию, рассматривая ее предмет с

двух сторон и исправляя ее суждение тем, что ограничивает это суждение. Спорным

оказывается здесь не предмет, а тон. Действительно, на вашу долю остается еще

достаточно, чтобы говорить языком твердой веры, оправдываемым перед самым строгим

разумом, хотя вам и приходится покинуть язык знания.

Если бы спросить хладнокровного, как бы созданного для уравновешенных суждений

Давида Юма: что побудило вас подорвать старательно подобранными сомнениями столь

утешительное и полезное для человека убеждение в том, что у его разума достаточно

проницательности для обоснования и определенного понимания высшей сущности? -то он

ответил бы: ничего, кроме намерения продвинуть разум в его самопознании и кроме

некоторого недовольства насилием, производимым над разумом, когда им хвастаются и

вместе с тем мешают ему искренне признать свои слабости, открывающиеся ему при

проверке самого себя. Но задайте вопрос Пристли, преданному одним только принципам

эмпирического

применения

разума

и

питающему

отвращение

ко

всякой

трансцендентальной спекуляции, что его побудило подрывать свободу и бессмертие нашей

души (надежда на загробную жизнь есть у него лишь ожидание чуда воскресения), эти

основы всякой религии, и он, сам будучи благочестивым и ревностным проповедником

религии, сошлется лишь на интерес разума, которому мы наносим ущерб, если хотим

изъять некоторые предметы из сферы законов материальной природы, единственной, которую мы можем точно познать и определить. Было бы, по-видимому, несправедливо

поносить этого мыслителя, умевшего соединить свое парадоксальное утверждение с

целями религии, и оскорблять благонамеренного человека за то, что он не может

ориентироваться, как только покидает область естествознания. Но такое же благосклонное

отношение должно выпасть также и на долю не менее благомыслящего и по всему

нравственному характеру безупречного Юма, который не может отказаться от своих

отвлеченных спекуляций, так как он совершенно правильно полагает, что предмет их

находится вне пределов естествознания, в сфере чистых идей.

Что же нужно сделать здесь, в особенности в виду опасности, которая, как кажется, грозит

общему благу? Нет. более естественного и более справедливого решения, чем то, какое вам

предстоит сделать по этому вопросу. Предоставьте этим людям делать свое дело; если они

обнаружат талант, если они произведут глубокие и новые исследования, одним словом, если только они будут говорить разумное, то разум от этого всегда выиграет. Если же вы

хватаетесь за другие средства, кроме средств непринужденного разума, если вы кричите о

государственной измене, если вы созываете, как будто для тушения пожара, простых

людей, ничего не понимающих в столь тонких вопросах, - то вы ставите себя в смешное

положение. Действительно, речь идет здесь не о том, что полезно или вредно общему благу, а только о том, как далеко может пойти разум в своей отвлекающейся от всякого интереса

спекуляции, и о том, можно ли на нес сколько-нибудь рассчитывать или лучше совсем

отказаться от нее в пользу практического. Таким образом, вместо того чтобы размахивать

мечом, лучше спокойно присматривайтесь из безопасного убежища критики к этому спору, который для борющихся утомителен, а вас развлекает и при несомненно бескровном исходе

должен быть полезным для ваших взглядов. Было бы ведь нелепо ожидать от разума

разъяснений и в то же время заведомо предписывать ему, на какую сторону он непременно