– Городские ворота охраняются, – немного растерянно произнес он. – Вы не могли пройти незамеченными.
Испанец прервал его:
– Довольно, – сказал он. – Будешь задавать вопросы тогда, когда
Маркус ничего не ответил.
– Хавьер, – без всякого выражения произнес Кессадо.
В ту же секунду прижатое к шее Маркуса стальное лезвие двинулось с места, медленно разрезая кожу. Обжигающая, унизительная боль.
– Когда я спрашиваю, следует отвечать, – сказал испанец. – В следующий раз Хавьер проткнет твое горло. La muerte rбpida, el alma en el infierno[49]. Тебе ведь приходилось видеть, как режут свиней?
Маркус медленно провел по шее ладонью, стирая липкий кровяной ручеек. В ушах у него гудело. Надменный голос испанца, темнота, неизвестность, беспомощное состояние, в котором он оказался, – все это приводило его в бешенство. Пусть делают что хотят. Он не даст себя унижать.
– Режьте! – презрительно фыркнул он и сам надавил горлом на лезвие. – Ну?!!
Кессадо молча смотрел на него.
– Ты не боишься, – произнес он наконец. – Достойное качество для мужчины. Но сейчас тебе лучше подумать вот о чем. Город в моей власти. И твои ответы нужны для того, чтобы избежать лишних смертей. Умрешь ты – умрут и те, кто в ином случае мог бы выжить. – Он потянулся, и Маркус услышал, как заскрипела на его груди кожаная перевязь. – Я больше не буду ничего повторять или объяснять тебе. Сказано уже достаточно. Итак?
Он лжет, подумал про себя Маркус. Наверняка лжет. Это лишь уловка, чтобы его разговорить. Обманный, успокаивающий жест. И все же…
– Да. Они под моим началом, – произнес он после некоторой паузы.
В темноте можно было разглядеть, как Кессадо удовлетворенно качнул головой. И тут же задал следующий вопрос:
– Кому подчиняешься ты сам?
– Городскому совету.
– Совет отдает тебе приказы?
Маркус пожал плечами:
– У меня есть люди и оружие. Я сам решаю, что делать.
– Вот как? В таком случае ты наделен большой властью. Кто твой отец? Бургомистр?
– Отец был цеховым старшиной. Он погиб несколько месяцев назад.
Некоторое время Кессадо молчал.
– Я не верю, чтобы бургомистр твоего города отдал столько власти в чужие руки.
«Зачем он спрашивает об этом? – подумал Маркус. – Нельзя приплетать сюда старика».
– Бургомистр – старый человек, недавно в его семье случилось горе. Он мало интересуется городскими делами.
– Ты протестант? Лютеранин?
– Да.
– В твоем городе есть католики?
– Ни одного.
Кессадо поднялся со стула. Снова заскрипела кожаная перевязь, тихо звякнула пристегнутая к поясу длинная шпага. Заложив руки за спину, он посмотрел на Маркуса сверху вниз. Потом жестом подозвал одного из своих людей и что-то прошептал ему на ухо.
– До рассвета еще далеко, у нас есть время, – сказал он. – Встань и оденься, после мы продолжим наш разговор. Не вздумай подходить к двери или окнам.
Прижатое к шее лезвие убралось куда-то в темноту. Маркус снял со спинки кровати одежду и начал одеваться. Кровь стучала у него в висках. Нужно как-то известить остальных. Но как? Выбраться из дому невозможно – вокруг с десяток вооруженных людей, даже пары шагов не успеешь сделать. Попробовать убить этого Кессадо? Что ж, может быть и удастся. Только глаза должны привыкнуть к темноте. Убить его или нанести смертельную рану – пусть истечет кровью, пусть подохнет здесь, в Кленхейме, раз уж решил тайком проникнуть сюда. Конечно, после того как испанец будет убит, сам он не проживет и секунды. Но это не так важно – банда будет лишена главаря. Впрочем… впрочем, стоит ли торопиться? Убить Кессадо можно будет и позже. А сейчас – сейчас надо понять, что у него на уме и к чему он задает все эти вопросы. Все это очень…
– Дальше, – сказал Кессадо. Он медленно опустился на стул и жестом указал Эрлиху сесть напротив. – Ты не солгал мне, я хорошо различаю ложь. Выходит, Маркус, что ты в этом городе важная птица.
– Вы знаете мое имя?
Испанец не обратил внимания на его слова.
– Важная птица, – повторил он. – Именно ты приказываешь грабить и убивать людей на дороге. Ведь так?
Маркус на несколько секунд задержал дыхание. Слова Кессадо обожгли его, как если бы тот швырнул ему в лицо горсть раскаленных углей.
Он знает. Вот почему он здесь. Но откуда? Все тела сожжены и засыпаны землей, не осталось никаких следов. Испанец ничего не мог найти. Они даже пепел разминали каблуками.
Кто-то выдал их? Та девчонка, Клерхен… Или солдаты, которых они, пожалев, отпускали прочь…
Как бы то ни было, испанец знает. Что толку увиливать?
Стараясь, чтобы голос звучал спокойно, он произнес:
– Да. Все, что делается там, делается по моему приказу.
Среди людей, находившихся в комнате, послышался тихий ропот.