Заметив солдат, дозорный на башне принялся что есть силы бить в колокол. Через десять минут у Южных ворот собралась толпа горожан с членами Совета во главе. Большое семейство Курта Грёневальда держалось особняком. Сыновья и племянники старого Курта, рослые, крепкие парни, выстроились полукругом, сжимая аркебузы и самодельные копья. Сам Грёневальд держал в руках арбалет.
Карл Хоффман стоял, кутаясь в плащ. Его глаза слезились от ветра. Эрнст Хагендорф отдавал приказания стражникам. Двое стрелков с аркебузами разместились на дозорной башне, еще двое – на втором этаже дома Цандеров, выходившего окнами на дорогу. Прочие вытянулись цепью перед толпой: кто с аркебузой, кто с пикой, кто с окованной железом дубинкой или старой алебардой. Остальные горожане тоже вооружились, как могли. Впрочем, сделали они это больше для вида. В настоящей схватке от ножей и вил было бы немного толку.
День был пасмурным. Дул пронизывающий восточный ветер, в мутном дождевом небе медленно шевелились облака.
Жители Кленхейма стояли и молча смотрели, как приближаются к городским воротам солдаты под черно-золотым флагом. Отряд представлял собой странное зрелище. Ехавший впереди офицер, в шлеме и начищенной стальной кирасе, пожалуй, мог сойти за аристократа. Но его спутники больше походили на группу бродяг. Ношеная одежда, стоптанные башмаки. Шлемы были только у троих или четверых из них, на остальных были рваные войлочные шляпы, или бараньи шапки, или просто платки, повязанные вокруг головы и стянутые узлом.
Отряд миновал маленький мостик, перекинутый через ручей, и был теперь всего в паре десятков шагов от ворот. Офицер знаком велел своим людям остановиться. Затем неторопливо снял с головы шлем, обвел глазами столпившихся перед ним горожан.
– Есть среди вас кто-то, кто может говорить за всех? – спросил он.
Сделав шаг вперед, Хоффман произнес:
– Я бургомистр этого города. Кто вы и что вам…
Глядя поверх его головы, офицер сказал:
– По приказу господина полковника Генкера, брандмейстера[31] Его Светлости графа Паппенгейма, ваш город, так же как и все другие города и деревни в здешней округе, обязан выдать продовольствие и скот для содержания войск Его Светлости.
Он снял с правой руки латную перчатку и продолжил:
– Согласно приказу господина брандмейстера, каждое поселение, имеющее каменную церковь, и с числом каменных домов не менее пяти обязано поставить на нужды солдат Его Светлости…
Тут он достал листок бумаги и принялся зачитывать:
– Муки не менее двадцати мешков, пива не менее двух бочонков, соли не менее десяти фунтов…
– Послушайте, – попытался вставить слово бургомистр, но офицер продолжал:
– …солонины или сушеной рыбы не менее ста фунтов, сыра не менее двадцати фунтов, домашнюю птицу весом не меньше чем на двести фунтов и, кроме того, шесть дойных коров. Точное количество поставляемых припасов должно быть определено уполномоченным офицером. Подписано господином брандмейстером в День святого Георгия, в лето Господне тысяча шестьсот тридцать первое.
Закончив чтение, он аккуратно сложил бумагу – пополам и еще раз пополам, а затем произнес:
– Приказ вам понятен. Думаю, излишне говорить, что при неподчинении ваш город понесет тяжелую кару.
Горожане стояли молча, и только в задних рядах послышались тихие возмущенные возгласы.
– Господин офицер, – произнес бургомистр.
– Вам следует называть меня капитаном.
– Как угодно. Город не может выдать вам ни скот, ни продовольствие. Нашим князем и сувереном является Христиан Вильгельм Бранденбургский. Мы не вправе подчиняться приказам господина брандмейстера.
Капитан зевнул и прикрыл рот ладонью.
– Наш князь – Его Высочество Христиан Вильгельм, – повторил бургомистр. – Мы не будем выполнять чужие приказы. Вам лучше уехать отсюда.
Офицер слез с лошади, подошел к бургомистру вплотную. Он был красив. Светлые вьющиеся волосы, слегка примятые шлемом, аккуратно подстриженная борода, холодные голубые глаза. От него пахло железом и потом.
– Не указывай мне, что делать, старик, – сказал он, глядя на бургомистра сверху вниз. – У тебя и твоих людей есть два часа на то, чтобы загрузить вот эти повозки. Не подчинитесь – мы все заберем сами. А после подожжем ваши дома.
Солдаты за спиной офицера выстроились в линию и уперли в землю сошки мушкетов. Один из них – широкоплечий здоровяк с черной, росшей почти до самых глаз бородой – привалился плечом к высокому грушевому дереву. В руке он держал пистолет.
– Вы требуете слишком много, – сказал бургомистр. – Если мы опустошим свои кладовые, в Кленхейме начнется голод.