– Бургомистр покупает себе башмаки в Магдебурге, и Эрлих тоже, и Курт Грёневальд, – с обидой говорил он жене. – Брезгуют покупать мой товар, разве только что изредка… А что, скажи, разве я делаю обувь хуже? Вольфганг специально выделывает для меня кожу, абы какую я не беру. Ни разу не было такого, чтобы я взял в работу плохой материал. Вот кровельщик Райнер заказал мне башмаки. Мягкие, с прочной подошвой. Ничуть не хуже магдебургских, а цена почти вполовину меньше. И что ты думаешь – десять лет уже, поди, прошло, а они как новые! Недавно Райнер заходил ко мне, благодарил за добрую работу. Сыну своему решил такие же на совершеннолетие справить. А богатеи наши, городские, стороной мою мастерскую обходят. Вот если каблук поправить или боковину подлатать, это всегда пожалуйста. Но чтобы заказать новую пару – никогда. Неспроста это. С чего бы им переплачивать? Не такие они люди, чтобы отдавать свои кровные за магдебургское клеймо на подошве. Деньги считать умеют! Бургомистр еще ладно, я слышал, у него ноги больные, может, ему какая особая обувь нужна. А вот Эрлих – уж он-то сверх настоящей цены и лишнего крейцера никогда не заплатит. Видел я однажды, как он корову на рынке торговал – цену сбил сначала на четверть, а потом и на треть. И говорил тихо-тихо, не слыхать почти. Вот такой человек. Да и остальным палец в рот не клади – что твои евреи, прости Господи. У Хойзингера так точно иудиной крови намешано – прадед его ведь нездешний был… Так я и думаю: сговорились они между собой, наверняка сговорились. Покупать товар хоть и дороже, но непременно в Магдебурге, чтобы нашим мастеровым поменьше денег доставалось. Когда человек беден – над ним и власть легче держать. А им только того и надо, они уже давно весь город к рукам прибрали.
Так он и жил, недовольный судьбой, обиженный на своих богатых соседей – за то, что богаты, – обиженный на свою жену, которую считал неумехой и круглой дурой, недовольный детьми, которые не проявляли к нему должного почтения. «Беднякам дети, богатым деньги», – часто повторял он. Своего старшего, Ганса, башмачник тоже не любил, хотя тот, казалось, был образцовым сыном. Послушный, работящий, он не побоялся пойти в подмастерья к Фридриху Эшеру, взбалмошному и злому старику, от которого все в городе старались держаться подальше. У Эшера он проработал целых два года – до тех пор, пока сыну мастера, Альфреду, не исполнилось четырнадцать. После этого Ганса взял к себе мастер Брейтен. Он был доволен юношей и однажды, во время какой-то пирушки, которую устраивал цех, обмолвился, что готов оставить молодому Келлеру свою мастерскую, если тот, конечно, сможет пройти положенное испытание при вступлении в цех. Те деньги, что он получал за свою работу, Ганс отдавал матери, а в дни, когда в мастерской не было дел, всегда старался помочь ей по хозяйству. Бездельничать – в отличие от отца – он не любил.
Обиженный на всех и вся, Готфрид Келлер не переставал мечтать о том дне, когда судьба улыбнется ему и даст возможность разбогатеть. И когда он услышал, что в Магдебурге вербовщики нанимают солдат, то не раздумывая продал за бесценок запасы кожи и сделанные впрок заготовки и ушел прочь из города. Вместе с ним отправились Отто Юминген, Генрих Штайн и Андреас Эрлих. Они верили, что военная служба будет прибыльной и нетрудной.
Все деньги, что были в их семье, Готфрид забрал с собой, чтобы хватило на долгую дорогу. Жене он оставил лишь несколько медяков и строгое наставление: следить за детьми и молиться о том, чтобы его служба в солдатах прошла благополучно и он воротился домой невредимым и с тугим кошельком. С тех пор никто о нем ничего не слышал.
После ухода мужа Эльзе пришлось всем заниматься одной. Дети ее не слушались, Ганс был занят в мастерской Филиппа Брейтена и редко бывал дома. Мясо и пшеничный хлеб они теперь ели раз в год, на Рождество. От голода их спасал только маленький огород и небольшой пенсион, который стали выплачивать Эльзе из городской казны.
Трое братьев и двое сестер Ганса – самому старшему из них исполнилось девять, младшей – три – целыми днями носились по городу, словно стайка щенят. Грязные, в перелатаной одежде, с ввалившимися животами, они всегда были голодны. Часто залезали в чужие огороды и тащили оттуда все, что попадется под руку, – прежде чем заметят хозяева. Иногда, объединившись с детьми пьяницы Лангемана, уходили в лес, чтобы набрать орехов или ягод. Особой доблестью для них было разыскать на высоком дереве птичье гнездо и вытащить оттуда яйца.
Поиски еды занимали почти все их время и служили им основным развлечением. Но в иные дни, когда голод не подстегивал их, а матери не было поблизости, они придумывали себе игры, которые по большей части были довольно злыми: кидаться камнями в собак, набрать в соседском свинарнике навоза и вымазать им чью-то калитку или сделать еще что-то в этом же роде.