— Да, я. Королева ходит без всякой охраны. Рядом с ее дворцом Уайтхолл проезжая дорога. В ее саду в Ричмонде29 гуляет, кто захочет. Никогда не видел женщины, которая так мало заботилась бы о своей безопасности, как ее величество.
— Но если булла не была опубликована?..
— Тем не менее каждому предателю в королевстве стало известно об обещанном вознаграждении и месте среди святых. Но я хотел, чтобы об этом узнали и честные люди, а ее величество, несмотря на свою беспечность, была бы спасена. В темноте кинжал более опасен, чем при ярком свете. И я оказался прав. Ибо когда буллу опубликовали, вся Англия издала гневный вопль, который отозвался набатом во всех уголках Европы. В ту ночь я говорил с твоим отцом…
— А как он в этом участвовал? — спросил Робин.
— У меня имелась копия буллы. Джордж Обри был добрым протестантом, сельским джентльменом, никогда не бывавшим при дворе, и человеком большой силы духа. На рассвете 15 мая он прибыл в Лондон, в шесть утра булла была на дверях дворца лондонского епископа. Ее повесил туда католик, которого казнили, но если бы он этого не сделал, то твой отец прибил бы ее следующей ночью к кресту собора Святого Павла.
Уолсингем возвысил голос, его глаза сверкали, лицо дышало мрачной решимостью.
— И понес бы такое же наказание, — заметил Робин.
Министр не стал уклоняться от ответа.
— Вполне возможно, — сказал он. — Это выглядело как измена. Нам пришлось бы потрудиться, доказывая, что в действительности это было актом преданности. Джордж Обри сослужил королевству великую службу, которая не только не принесла ему почестей, а могла запятнать его имя позором, который распространялся бы на всех, кто его носит.
Духовной родиной Уолсингема была Женева30. Добрый отец, примерный семьянин, щедрый покровитель литераторов, специалист по аккуратно подстриженным садам в новом итальянском стиле, он черпал силу не в этих чертах характера, а в своей вере. Уолсингем являлся последователем Кальвина31. Ради торжества кальвинизма он был готов тратить деньги королевской казны, в любое время обнажить меч с тех пор, как десять лет назад он стал государственным секретарем ее величества, даже принудить королеву начать войну и погубить Англию, если бы этому не препятствовал ее гибкий ум, часто ставивший министра в тупик. Сидя у камина, Уолсингем с фанатичным огнем в глубоко посаженных мрачных глазах смотрел на своего юного собеседника. Джордж Обри был его лучшим другом, но он без колебаний использовал его преданность, хотя это могло опозорить его имя и привести под топор палача.
— Почему, сэр, вы раскрыли мне этот секрет? — спросил Робин.
— У меня нет новостей из Испании, а вскоре они мне понадобятся, — последовал ответ.
Робин покачал головой. Случайно или намеренно — этого он никогда не узнал — Уолсингем загнал его в угол между камином и боковой стеной ниши. Он не мог вырваться оттуда так, чтобы это не выглядело попыткой к бегству. Такое положение очень его смущало. Но ему придется стоять прямо и давать четкие ответы, скрывая в сердце тайную цель своей жизни.
— Что? — воскликнул секретарь, раздираемый между гневом и презрением. — Ты все еще упрямишься? Ночью и днем я решаю великие дела королевства и не могу справиться со школяром! Какая мысль тебя терзает?
— Мой отец погиб в Испании, — просто ответил Робин.
Предлог? Причина? Или страх, что такая же судьба постигнет и его? Уолсингем не мог на это ответить. Ни один мускул не дрогнул на лице мальчика, а голос его звучал напряженно, но твердо.
— Я слышал об этом.
— Значит, вы знаете?..
Уолсингем покачал головой.
— Тогда, как и теперь, я не имел известий из Испании. Я никогда не видел твоего отца после той ночи, когда он приезжал в Сидлинг-Хаус, хотя слышал, что он отправился в путешествие в Италию, а затем в Испанию.
— Где он был арестован.
— Да. Это произошло семь лет назад.
— Отец был арестован потому, что имел в своем багаже книгу — копию «Наставлений» Катона.32
— Но переведенных Эразмом33, — заметил сэр Френсис и закусил губу, так как понял, что обнаруживает слишком много знания для человека, не имеющего вестей из Испании. — Я слышал об этом. В переводе Эразма — архиеретика! Это достаточная причина.
— Достаточная для дыбы и костра, — промолвил Робин. Лицо его было по-прежнему бесстрастным, а голос — спокойным, словно события, о которых он говорил, не касались его лично.
— Для костра? Ты в этом уверен? — воскликнул секретарь.
— В Испании свирепствовал голод. Кораблям, везущим пшеницу из Англии, давали гарантию безопасности. Одним из этих кораблей была «Кэтрин» из Лайма.
— Которая доставила в Англию портовые сплетни?
— Нет! — возразил Робин. — Она доставила ее капитана, Ричарда Браймера, жителя Лайма. Летней ночью он проплыл с приливом на пинасе34 со своего корабля вокруг мыса Портленд35, мимо скал Мьюпа, и утром добрался до берега залива Уорбэрроу, где нашел меня, загоравшего на солнце после плавания.