Читаем Пламя над Англией полностью

В конце концов, его беспокойство могло оказаться неосновательным. Возможно, Робина навестил какой-то безобидный джентльмен из Дорсетшира, пришедший поговорить с мальчиком о прошлом. Мистер Стаффорд вышел в коридор, остановился у двери кабинета Робина и прислушался. В комнате было тихо, хотя под дверью виднелась полоска света. Наставник вернулся в общую комнату.

— Позови его, — сказал он Хамфри, — и подожди, пока он ответит.

Хамфри Бэннет вышел в коридор.

— Робин! — позвал он. — Ты один?

Ответа не последовало, и он позвал снова:

— Робин! Робин!

Через несколько секунд послышался тихий и сдавленный голос Робина:

— Одну секунду, Хамфри!

После этого комната наполнилась звуками. Робин все еще сидел на скамеечке, когда зов Хамфри достиг его ушей. Он быстро вскочил, вытер глаза и щеки носовым платком и задул свечи рядом с распятием. Мальчик не хотел, чтобы даже его друг Хамфри видел признаки его слабости. Спрятав кольцо за камзол, он подошел к двери и открыл ее.

— Я один, — сказал Робин, и увидев, что рядом с Хамфри стоит мистер Стаффорд, шагнул назад к камину, чтобы единственная свеча горела позади него, оставляя его лицо в тени.

— Значит, твой гость ушел? — осведомился мистер Стаффорд.

— Ушел, — ответил Робин, повергнув затем в удивление своего наставника. В те дни мальчики стояли, пока им не разрешали сесть, и садились робко и аккуратно. Джордж Обри учил своего сына не только иностранным языкам, но и хорошему поведению. Воспитатель никогда не видел, чтобы Робин вел себя так, как теперь. Он, не спросив позволения, плюхнулся на большой стул, в котором сидел сэр Френсис Уолсингем, и расположился на нем, вытянув ноги, скрестив лодыжки и свесив вниз руки, словно моряк на постоялом дворе.

— И забрал с собой твои хорошие манеры, — ехидно заметил мистер Стаффорд.

Робин не только не встал при этом упреке, но даже не изменил позу. Он был настолько изможден, что не мог стоять, так как у него подгибались колени.

— Думаю, так оно и есть, сэр, — ответил мальчик слабым голосом. — Существуют истории о стариках, которые крадут бодрость у юношей. Очевидно, один из них только что посетил меня.

— Значит, это был старик? — живо спросил мистер Стаффорд. Ну, тогда это не сэр Френсис Уолсингем. Но Робин свел на нет его надежды.

— Не такой уж старик, если судить по годам.

— Он молодо выглядит? — допытывался наставник.

— Скорее старо для своих лет, — ответил Робин.

— Буду ли я прав, предположив, что он строгий пуританин?41 — продолжал хитрый мистер Стаффорд.

— Мы не говорили о религии.

Хамфри усмехнулся.

— Наверно, это был иезуит42, который, забрав твои хорошие манеры, оставил взамен свои увертки.

— Или пуританин-иезуит, — промолвил Робин.

— В таком случае, — сразу же подхватил мистер Стаффорд, — это сэр Френсис Уолсингем. Твое описание подходит к нему, как перчатка.

В самом деле, характеристика была меткой — пуританин в своей вере и иезуит в своих методах. Но Робин, быстро вскочив со стула, спокойно и твердо, хотя и с почтением, посмотрел в глаза наставнику.

— Вы так считаете, сэр? — спросил он.

Воспитатель не мог понять взгляда ученика. В нем не было угрозы — он был спокоен, словно пруд. И все же на момент мистера Стаффорда охватила паника, чего он не сумел скрыть.

— К тому же, — продолжал Робин, — если этот человек закрывал лицо плащом, стараясь, чтобы его не узнали, почему, сэр, вы так стремитесь во всеуслышание назвать его имя?

Мистер Стаффорд пробормотал какие-то нелепые извинения насчет заботы об учениках и тяжкой ответственности, которую на него эта забота накладывает, в то время как в сердце у него кипела черная злоба. Ему казалось, что он — ученик, а этот мальчишка, вперивший в него взгляд, — наставник, требующий от него ответа.

Поклонившись, Робин подошел к каминной полке и взял свечу.

— С вашего разрешения, сэр, я пойду спать, — сказал он и, подойдя к двери своей спальни, повернулся, улыбаясь.

— Сейчас, сэр, я мог бы сыграть Карло Мануччи, полностью вас удовлетворив, так как не в состоянии стоять прямо.

Кивнув Хамфри, Робин направился к себе в спальню и закрыл за собой дверь.

<p>Глава 5. Непредвиденное обстоятельство</p>

Через четыре года в тот же месяц Робин подъезжал к Хилбери-Мелкум. Последние два года он был сам себе хозяин, но на внешнем виде Эбботс-Гэп это не отразилось. Дом с закрытыми ставнями по-прежнему казался заброшенным и негостеприимным. Большую часть времени Робин проводил в Оксфорде, а где он находился, когда его там не было, никто не знал. В Эбботс-Гэп он приезжал внезапно и после наступления темноты, поэтому почти никто не замечал его прибытия. Юноша проводил там несколько дней, отдавая распоряжения управляющему относительно поместья и годового дохода, плавая под парусом в заливе Уорбэрроу и сидя допоздна над книгами в библиотеке, где ранее изучал с отцом иностранные языки. Затем он уезжал так же внезапно, как появлялся, не поддерживая компании с соседями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука