— Значит, вам было известно, чем я занимаюсь? — запинаясь, произнес юноша. А ведь он был так доволен своим умением хранить тайну! Он использовал не связанных друг с другом агентов, строил корабли в разных портах, придумывал различные имена их владельцев, объясняя их сооружение мощной вспышкой торговли, посылавшей купцов в Белое море, Китай, Ливан и Индии! И все-таки Уолсингем, с головой погруженный в бумаги в Уайтхолле, умудрился глядеть через его плечо, когда он изучал чертежи, и составлял ему компанию, когда он ходил по палубам. Неудивительно, что тень на стене показывала его чудовищным бородатым демоном, тащившим беспомощного младенца. — Вы знали об этом все время!
Сэр Френсис не остался нечувствительным к благоговейному изумлению Робина.
— У меня нет новостей из Испании, но зато много хороших новостей из Англии, — сухо заметил он.
Робин стукнул кулаком по подлокотнику стула.
— Я вложил все свое состояние в эти корабли, — в отчаянии воскликнул он, — мечтая только об одном!
— Корабли, несомненно, понадобятся ее величеству. Она уже нуждается в них. Пять отличных военных кораблей, Робин. Хокинс договорится с тобой и ты не пострадаешь.
— Не пострадаю? — крикнул Робин, вскакивая: — В смысле денег? Но они значат для меня меньше всего! Вам известно о моих кораблях, сэр Френсис. А для чего они построены, вам тоже известно?
Сэр Френсис хорошо разбирался в тогдашних авантюрах. От больших компаний в лондонском Сити до сквайров Западной Англии — все были озабочены одним: напасть на какое-нибудь испанское поселение, ограбить в океане испанский флот и вернуться на корабле, набитом монастырскими сокровищами и золотыми слитками. Однако, в Уолсингеме было чересчур много от пуританина, чтобы высоко оценивать подобные предприятия с точки зрения морали. Конечно, он не возражал, чтобы Англия обогащалась за счет Филиппа Испанского, но бывали времена, когда королевству приходилось останавливать искателей приключений. И сейчас наступило одно из них.
— Я могу догадаться, — промолвил секретарь, откинувшись на стуле. Проникая в секреты других, он строго охранял свои собственные. — Но ты сам расскажешь мне, Робин.
Для великого министра последовали пять весьма унизительных минут, в течение которых он понял, как самый изощренный ум может заблуждаться в суждении всего лишь о подростке. В Итоне ему казалось, что Робин, преисполнившийся тщеславием из-за королевской милости, мечтает о победах в дамских гостиных.
Уолсингем считал, что Робин, словно купец, снарядил флот из пяти превосходных кораблей, чтобы другие рисковали жизнью, добывая для него сокровища, покуда он, разряженный в пух и прах, будет флиртовать при дворе. Сэра Френсиса бросало в холод и в жар, когда он вспоминал о своей несправедливости. Ибо теперь этот юноша, стоя перед ним с бледным и напряженным лицом, рассказывал ему о погребальном костре, который должен вспыхнуть в Атлантике в память о его отце, и чьи отблески заметит даже король Филипп, молящийся в галерее Эскуриала82.
— Я плохо думал о тебе, Робин, — виновато произнес он, когда юноша закончил рассказ. — Умоляю простить меня.
Робин привык к тому, что люди думают о нем плохо. Но он был молод и великодушен по натуре, а извинения великого человека, занятого великими делами, смутили его.
Улыбаясь, он покачал головой.
— Я хотел, чтобы вы думали обо мне плохо, сэр Френсис. Таким образом мне было бы легче ускользнуть от вас. Но, увы, этого не произошло.
В глазах Робина светилось такое восхищение, что тщеславие Уолсингема не могло не быть удовлетворено.
— Да, мой мальчик, этого не произошло, — подтвердил он, довольно поглаживая бороду. — Ведь я, словно хороший лекарь, держу пальцы на пульсе времени и при каждом нарушении ритма доискиваюсь до его причины. — Уолсингем рассмеялся, и Робин присоединился к нему.
— Мне не следовало надеяться обмануть вас! — воскликнул он.
— Да, Робин. Тут ты абсолютно прав.
— Тогда позвольте мне ехать! — взмолился Робин. — Вы наблюдали, как я строю свои корабли и закупаю порох в Голландии… — Завидев, что Уолсингем стал серьезным и поднялся со стула, юноша с надеждой протянул руки к министру. — Вы ведь не будете препятствовать мне?
— Погоди!
Сэр Френсис повернулся к шкафу у стены, отпер ящик и вынул из него пожелтевшее от времени письмо, написанное мелким почерком.
— Ты сам воспрепятствуешь себе, Робин.
С письмом в руке он вновь сел, взял графин и наполнил бокал юноши.
— Выпей!
Его торжественность обескуражила Робина. Он медленно опустился на стул, не сводя глаз с Уолсингема, взял бокал, не глядя на него, так что вино расплескалось, и выпил, не переставая наблюдать за секретарем над ободком бокала.
— У меня нет новостей из Испании, — повторил Уолсингем, — но я получаю письма от иностранных друзей, из которых извлекаю немало полезного. Вот одно из них. Оно пришло от генуэзского банкира, ездившего в Мадрид, чтобы обсудить заем с королем Филиппом. На этого человека можно положиться. — Повертев письмо в руках, словно не желая с ним расставаться, он внезапно протянул его собеседнику.