Пламя над Англией. Псы Господни

– До последнего каната. Мне помогали сэр Джон Хокинс. [71]и Дрейк [72]Оба, разумеется, тайно. Если бы Берли и Уолсингем узнали об этом, то они бы остановили меня. Я изо всех сил старался, чтобы это не достигло их ушей. Но теперь все закончено. В среду Дэккум привез мне в Хилбери письма от всех моих капитанов. В субботу я отплываю из Пула на «Экспедиции». Теперь ты знаешь, почему меня называли скрягой. Все мое состояние в этих кораблях. Но я вернусь богатым, как генуэзский банкир, а преступление будет наказано.

– Возвращайся скорей.

Голос Синтии дрогнул. Когда Робин протянул руку, чтобы взять развернутые на ее коленях чертежи кораблей, на нее упала слеза.

– Синтия!

Робин заключил ее в объятия, она прижалась к нему, но вновь не пыталась его разубедить. В то время все мужчины бредили приключениями. Это вдохновляло их, возбуждало мечты и возвышало дух. Юноши и взрослые покидали свои дома и отправлялись в Белое Море, в Индии и Катай, [73]на побережье Гвинеи и на Испанский Мэйн [74]во имя славы Божьей, чести королевы и наполнения собственных карманов. Но сколько из них не вернулось? Эта мысль наполняла сердце Синтии тревогой, а ее глаза слезами. Но она не могла удержать своего возлюбленного и заставить его сгорать со стыда. Нет, Робин должен ехать! Он мечтал об этом с детства, так пусть же его мечта воплотиться в жизнь!

– Неужели ты хочешь, чтобы я остался? – воскликнул Робин. – Как Меркурий в саду, с крыльями и в сандалиях, готовый к полету, но так никогда и не исполняющий своей службы! Умоляй меня отправиться в путь, любимая! Если я изменю памяти отца, как я смогу хранить верность тебе?

Синтия кивнула и заговорила сквозь слезы.

– Ты прав. Мои слезы клевещут на меня. Ты должен ехать, даже если это разобьет мое сердце. Но возвращайся ко мне! Иначе я стану вдовой до того, как выйду замуж!

Вырвавшись из его объятий, девушка встала и устремила взгляд на долину и море, пытаясь представить, что все уже кончено, и Робин возвращается домой на потрепанном корабле, доверху нагруженном золотом Филиппа, но вместо этого она видела юношу, бледного и прекрасного, как бог, погружающегося в зеленые глубины Атлантики. Робин встал и подошел к ней. Скорбь на лице возлюбленной превращала в ничто его гордость достигнутым.

– Ты уезжаешь надолго, Робин? – шепотом спросила она.

– На год. Через год я примчусь к тебе в Уинтерборн-Хайд с сердцем на золотом блюде и буду провозглашать твое имя так, что его услышат на небесах.

Он старался, чтобы его голос звучал как можно веселее, и Синтия попыталась рассмеяться. Но это было явное притворство, и оба внезапно умолкли.

– Мне следовало бы подождать, – с горечью заговорил Робин, – и держать свой глупый язык за зубами, пока я не вернусь!

– Нет, дорогой, – покачала головой Синтия. – Благодарю тебя, что ты этого не сделал. Сегодняшний день – наш, так пусть же он явится продолжением вчерашнего вечера в саду Хилбери.

И снова Робину представился бронзовый Меркурий, стоящий у пруда в крылатых сандалиях на ногах, с плащом, развевающимся над головой, готовый к полету, который так и не состоится.

– Никогда, – продолжала девушка, – даже, когда мужество покинет тебя, если это случится, не говори себе: «Мне не следовало ничего ей рассказывать». Если бы ты так поступил, это было бы изменой.

Синтия прошлась по комнате, притрагиваясь к астролябии, [75]квадранту, [76]другим инструментам, словно они были частью Робина, и она хотела присоединить к ним частицу самой себя.

– Я хочу, чтобы ты дал мне что-нибудь, принадлежащее тебе, Робин, – попросила девушка. – Что-нибудь маленькое, помещающееся на ладони, чтобы я могла держать его в руке и призывать тебя.

Робин вынул из кошелька золотой соверен, [77]взял со стола ножницы и разрезал монету пополам. Поцеловав одну половину, он вручил ее Синтии, а другую положил назад в кошелек. Затем он повернулся к скамеечке для молитв, которая стояла у него в кабинете в Итоне. Над ней на двух гвоздях висело распятие из слоновой кости, по краям его подставки горели свечи.

– Оно принадлежало моему отцу, – сказал юноша.

Он снял распятие со стены и, опустившись перед девушкой на колени, передал его ей.

– В жизни и смерти я твой.

Взяв крест, Синтия прижала его к сердцу, гладя свободной рукой волосы коленопреклоненного юноши.

– Да пребудет с нами Бог, любовь моя, – сказала она.

Робин едва успел подняться на ноги, как большой колокол сторожки громко зазвонил. На лице юноши отразилось беспокойство. Редкие визитеры спускались с холма к молодому отшельнику в Эбботс-Гэп, а этот явно спешил. Теперь, когда его маленькому флоту, в который он вложил все свое состояние, осталось только дождаться ночного прилива, чтобы выйти в море, он в каждой неожиданности видел угрозу своим планам.

– Подожди здесь, Синтия! Я посмотрю, кто это.

Робин быстро вышел из комнаты, оставив Синтию с распятием в руке, пытавшуюся подавить надежду, вспыхнувшую в ее сердце, ибо она считала ее изменой.

Глава 10. Знак виселицы