Пламя над тайгой

Тревожным летом военного 1915 года Федя Политов жил в маленьком сибирском городке на берегу широкой полноводной реки. Май и весь июнь стояли жаркие, без дождей. Казалось, небо полиняло от жары. Пыльные смерчи носились по улицам. Даже в лесу, который начинался за последними домами города, почва потрескалась.

- Быть беде, - качали головами старики. - Видно, мало нам войны…

И она пришла, эта беда, в середине июля. С востока на город надвинулась черная туча, похожая на грозовую. Но она принесла с собой не дождь, а клубы дыма. Это туча образовалась над пожаром, который захватил огромную площадь в сибирских лесах.

Скоро дым окутал город. Солнце покраснело, а потом скрылось. На улицах стало темно, как в сумерки. По реке перестали ходить пароходы.

Федя Политов с товарищами несколько раз бегал на соседнюю железнодорожную станцию, встречал поезда, которые шли с востока. Было страшно смотреть на вагоны, краска которых лупилась и отпадала. Было жутко слушать рассказы пассажиров о том, как поезд мчался сквозь огненное море, не останавливаясь на промежуточных станциях, плотно закутанных дымом.

По Сибири шагал невероятной силы верховой пожар.

Вслед за тучей к городу подошел и огонь, вспыхнул лес на противоположной стороне реки. Неугомонные, не знающие страха ребятишки, выбежавшие на берег, тут же вернулись в испуге обратно: через реку, не обращая внимания на людей, плыли волки и зайцы, лисицы и медведи, лоси и рыси. Все прежние распри отступили перед грозой, одинаково опасной для всех.

Полмесяца гулял пожар по Сибири, немало сел м деревень уничтожило пламя. От пожара пострадали и знаменитые сибирские хлеба: туча, долго стоявшая в небе, закрыла солнце, и они за полмесяца не подались в росте ни на вершок. Крестьяне тревожно перебирали стебли с жидкими, худосочными зернами и с болью говорили о предстоящем голоде.

Надолго запомнила Сибирь тот страшный пятнадцатый год.

Тогда-то и возненавидел Федя Политов лесные пожары. Чуть подрос - устроился в лесоохрану. Потом летная школа… Служил бойцом в первом авиационном отряде, организованном для охраны лесов. Поработал и парашютистом-пожарным и летнабом.

И вот теперь он - начальник авиационной базы охраны лесов, отвечает за огромную территорию, включающую в себя несколько областей и автономных республик. Редко случаются у него летом спокойные дни. Но в этой постоянной тревоге, в этой постоянной борьбе и чувствует он себя на месте.

Политов задумался, склонившись над картой. В комнате стояла такая тишина, что Быстров сдерживал дыхание. Он чувствовал себя виноватым, ему даже казалось, что начальник может сейчас поднять голову и сказать: «По вашей вине все это происходит. Летнаба из вас не получится». Страшнее наказания для Владимира быть не могло: ведь он искренне любил свою профессию.

Томительную тишину разорвал телефонный звонок. С аэродрома сообщали, что самолет готов к вылету.

- Выбросишь парашютистов как можно ближе к пожару. Если потребуется - даже на лес. Но только в крайнем случае. Пусть держатся, сколько есть сил, а мы здесь что-нибудь еще придумаем

Владимир четко развернулся и стремглав вылетел из комнаты.

Через полчаса Политову доложили, что самолет поднялся с аэродрома. И чуть погодя радист сообщил:

- Рация Некрасова!..

- От Ярового? - обрадованно спросил Политов.

- Да, с того пожара.

Политов заторопился к рации.

ТОЛЬКО БЫ ВЫСТОЯТЬ

Связь установили совсем ненадолго. Яровой успел сообщить, что пожар теснит их, что сил не хватает, а помощь от лесника еще не пришла.

- Держитесь, - сказал Политов. - Быстров уже вылетел к вам. А мы скоро…

Но дальше говорить не пришлось. В трубке раздался треск и пронзительный свист.

- Связь прервана, - виновато сообщил радист. - Это у них.

- Вызывать постоянно! - приказал Политов. - Как только наладите связь - сообщите мне.

- Есть.

Политов несколько раз прошелся по комнате, перебирая в памяти все, что сказал ему Яровой. По взволнованному голосу своего подчиненного он чувствовал, что положение очень тревожное. Нужно было срочно принимать меры. Соединившись с аэродромом, он искренне обрадовался, узнав, что освободился вертолет, который с утра летал за больным ребенком. Попросил, чтобы вертолет пока никуда не направляли, и сказал, что он сам будет на аэродроме через десять минут.

Яровой долго дул в трубку, зло тряс ее. Радист дрожащими от нетерпения руками копался в рации, но она бездействовала. Много бы дал сейчас Яровой, чтобы услышать продолжение фразы Политова. Ведь даже с помощью парашютистов Некрасова и Быстрова им вряд ли удастся продержаться в этой неравной борьбе.

Но рация бездействовала, а другого способа узнавать мысли на расстоянии у Ярового не было. Приходилось принимать решение на свой страх и риск. А у него, как назло, до сих пор гудит голова. Хорошо хоть, что жив остался…