Пламя над Волгой. Крестьянские восстания и выступления в Тверской губернии в конец 1917–1922 гг.

Но тут подоспела эпоха большого террора, и осташковская УЧК вместе с уездным исполкомом решили расстрелять подследственных на основании собственного решения, не спрашивая ни трибунал, ни ГубЧК. Что и было сделано 13 сентября (правда, Комарова решили отправить на 12 лет принудительных работ), после простого прочтения приговора, который приговоренные подписать отказались.

Между тем в Твери об этом ничего не было известно, ревтрибунал 19 ноября утвердил обвинительное заключение в адрес давно мертвых людей. Когда же судьи про это узнали, то очень возмутились таким нарушением собственных прав и превышением власти со стороны уездных товарищей. О чем пожаловались самому комиссару Крыленко в Москву и попросили у него полномочия на отстранение всех подписавших приговор от должности.

Но судя по тому, что товарищи Зуев, Кратюк и прочие еще долго служили пролетарской власти, то ли недосуг было Крыленко рассмотреть это обращение, то ли решил он, что не время отказывать преданным партии товарищам в праве быть палачами. А осташковские коммунисты приветствовали своих коллег за энергичную работу. Правда, менее чем через год Зуева за злоупотребления отстранят от должности, а Кратюк после Гражданской войны никакой карьеры не построит, вновь будет водить паровозы, а потом устроится на непыльное место завскладом[66].

Уже в июле 1919 года состоялся трибунал еще над одним участником убийства. Красноармейца Якова Щаплыгина объявили главным убийцей и расстреляли уже чин по чину – даже дождались определения кассационного ревтрибунала (получено 1 сентября), что оснований для смягчения приговора нет[67].

И кстати, советская власть не забыла про эсеров, которые участвовали в «подстрекательстве» крестьян. Упомянутый Петров был арестован в 1919 году, Бобров к тому времени долго скрывался, но бдительные деревенские коммунисты в июле 1919 года обнаружили его на родине, в Киселевской волости, о чем и сообщили в уком[68]. Имел ли этот донос какие-то последствия, установить не удалось.

Как «кучка кулаков» комиссаров гоняла

Чамеровское восстание – одно из наиболее известных в Тверской губернии. Главным образом потому, что ему немало строк уделено в книге весьегонского большевика, а впоследствии генерала Александра Тодорского «Год – с винтовкой и плугом», которую похвалил сам Ильич. И потому описание восстания в ней, конечно, никто сомнению не подвергал – дескать, забижали кулаки голодающих, а советская власть пришла на помощь, богатеям это пришлось не по нраву, они бунтовать вздумали, ну да куда им тягаться с народной властью.

Самое смешное, что внешне все так и было, просто Тодорский то ли сознательно опустил некоторые ключевые моменты, то ли вообще про них не знал. Понятно, что ему и в голову не приходило усомниться в том, что в районе восстания были голодающие и что уездный совет спасал их от смерти. Но мы давайте будем доверять в первую очередь не воспоминаниям, а более надежным источникам. К примеру, документам губернского ревтрибунала. Думаю, никто не сомневается в том, что к кулакам это учреждение симпатий не испытывало?

Итак, в начале июня 1918 года в Весьегонский уездный совет пришли человек двадцать – сорок (сведения в источниках не совпадают), жители деревень Еремейцево, Моисеевское, Горбачево Чамеровской волости. О том, что они пошли в уезд жаловаться на голод и притеснения, члены волостного исполкома не знали. А если бы знали, то сильно удивились: никакого голода в волости не было, более того, немногочисленную бедноту по решению общеволостного схода обеспечивали хлебом. Чамеровский совет, с согласия жителей, провел обследование запасов продовольствия, с имеющих излишки было собрано по 10 фунтов муки для обеспечения бедноты. Более того, в Чамеровской и соседней Мартыновской волости была разрешена свободная торговля, а потому никакого недостатка в продовольствии не наблюдалось. Так зачем же инициативные товарищи пошли в исполком? Все просто: возглавлял делегацию Николай Громов, бывший уголовник, который просил одно: разрешить реквизировать хлеб[69]. Дать пограбить.

Весьегонский исполком, разумеется, никаких проверок проводить не стал, тем более что «голодающие» до того завалили советы жалобами на притеснения и даже написали в газету «Беднота», что к их стенаниям уезд равнодушен, а кулаки издеваются и постановляют хлеб бедноте не давать (вот так ситуацию переворачивают с ног на голову). Правда, в других письмах говорят, что хлеб-то голодающим дают, только маловато, а вот продают-то помногу.