Пламя надежды

Я был очень рад, когда Первые забрали меня к себе. Даже стыдно признаться на сколько сильно, ведь я был так рад, что почти не горевал по своим близким. У меня оказался высокий потенциал по сравнению с многими другими магами, которые десятилетиями оттачивали свое мастерство. Особенно мне хорошо удавалось владеть природными стихиями и трансформациями своего тела. Но мне всегда было мало того, что у меня было. Развив свои таланты до возможных пределов, я стал искать способы, чтобы завладеть еще большими силами. Так, экспериментируя, я создал заклинание Танатос, но Первые, поняв, на что оно способно, тут же отняли у меня все записи и скрыли их как можно дальше, ведь уничтожить их не представлялось возможным. Танатос был моим случайным плодом, поэтому я не придал этому поступку особенного значения и не сопротивлялся воле Первых. Но когда они запретили мне работать над открытием всевидения, к которому многие из нас так стремились, я озлобился на них, и вместе с другими отступниками покинул их.

Прошли годы, прежде чем мы поняли, что нам не хватит того количества материала, которое мы имели, чтобы провести необходимые обряды, и тогда мы пришли требовать от Первых предоставить нам его.

— Человеческие жертвы, — утвердительно произнес Грей.

— Да, — не таясь продолжил старец, — человеческие жертвы. Но, как ты знаешь, Первые не уступили нам и началась самая ужаснейшая война, которую видел этот мир. Отступники не могли победить в этой войне, хотя бы просто потому, что нас было меньше, но наше высокомерие и вера в свои таланты затмили наш разум. Мы считали себя высшими существами, самыми сильными, самыми могущественными, лучшими среди других магов, и это было нашей ошибкой. Мы бились до последнего, не веря в свое поражение, даже когда оно стало совсем очевидно. И тогда, — Мерлин тяжело вздохнул прежде чем продолжить, — и тогда, когда я понял, что нам не одержать победу, я использовал слегка измененное заклинание Танатос и создал Тьму.

— Что?!

— Я вложил в эту сущность всю злость, что тогда испытывал на Первых, все отчаяние, желание забрать с собой на тот свет всех вокруг, — не в силах остановить свою исповедь продолжал Мерлин, — и лишь когда она вырвалась наружу я понял, что сотворил. Тогда все границы стерлись, не стало ни своих, ни чужих, ни людей, ни магов, в мире остались только мы и Оно.

Все живое практически вымерло, но мы успели найти решение. Все выжившие приложили усилия для того, чтобы запечатать эту тварь. Люди и маги приносились в жертву, подпитывая своей жизненной энергией тех, кто создавал сковывающие чары.

У нас получилось. Тьму разорвало на части мощнейшим взрывом и запечатало в сердцах людей. Я находился слишком близко к эпицентру и меня зацепило взрывом, но я не погиб, а наоборот, стал бессмертен.

Сразу, как только Тьма была запечатана и больше не представляла угрозы, я просто ушел и стал отшельником. Все были слишком заняты восстановлением мира, чтобы обращать на меня внимание. Прошло не одно десятилетие моего одиночества, пока я не понял, что больше не старею. Тогда я даже воспринял это как добрый знак. Это сподвигло меня вернуться в мир, но лишь в виде тени, никогда не открывая себя. Я был свидетелем смены столетий, того, как из жизни ушли Первые, запретив своим магам-преемникам использовать какую бы то ни было магию, кроме стихийных элементов. Я видел, как рождались и гибли империи, как развивалось человечество. Но получив бессмертие, я постепенно утратил тот вкус к жизни, что есть у смертных. Не было больше рисков чего-то не успеть, поэтому я удовлетворил все свои потребности сполна и более. Мне перестали быть интересны наука, магия, хитросплетения человеческих интриг, даже любовные утехи в итоге стали поперек горла. Когда у меня осталось последнее желание, на свете не осталось никого, кто мог бы мне помочь с этим. Я не мог умереть, как ни старался. Единственным лучом надежды для меня стал Артур и все те обстоятельства, что сложились вокруг него. Мне пришлось отдать ему в руки выбор будущего для человечества и меня. Но он с треском провалился из-за своей чертовой сентиментальности! И где мы все сейчас? — старик в сердцах плюнул куда-то в сторону — Инквизиция, костры, виселицы, четвертовальные столбы — вот что выбрал он. Вокруг умирали тысячи, да что там тысячи, вокруг умирали все, кроме меня. Кто-то в мучениях, кто-то от старости, а я лишь смотрел за всем этим, хоть и мог бы многое исправить.

Именно тогда от меня отвернулся мой дух-хранитель. Прекрасный белый единорог больше не хотел иметь со мной ничего общего, и я окончательно стал никем. При мне остались лишь искорки тех возможностей, какими я обладал ранее. Я стал притворщиком, одевающим на себя маски других, и давно потерявшим свое истинное лицо.