Пламя пяти сердец

Кожистые крылья, рассекающие воздух. Вытянутые морды с гребнями, идущими от носа и между глаз на шею, — словно продолжение длинных гибких оранжево-красных тел. Огромные, как дом, эти существа были порождением пламени, и на глазах Шерберы один из драконов изрыгнул длинную струю огня, словно приветствуя призвавших его магов.

Если бы что-то пошло не так, этот миг мог бы стать для города последним.

Драконов становилось все больше; они кружили над городом, издавая резкий гортанный рык и испуская пламя, пока их не стало двенадцать — ровно столько, сказал Харзас еще два дня назад, пережило вымирание и было готово идти с ними на войну. Самый большой из них пролетел совсем низко, рассекая крыльями воздух и едва не задевая ими крыши домов. Желтоглазые люди снова радостно воздели руки и закричали, и теперь даже восходное войско присоединилось к этому кличу.

Один за другим одиннадцать драконов повторили полет своего предводителя, склонив головы и оглядывая стоящих внизу людей огромными оранжевыми глазами с длинной черной полоской зрачка. Один за другим они проносились над городом и, хлопая огромными крыльями, улетали прочь.

Женщины все еще кашляли и испускали дым, но теперь, когда драконы были призваны, маги-мужчины бросились к ним на помощь, протягивая наполненные водой меха.

Шербера нашла взглядом Тэррика, все так же стоящего рука об руку с Харзасом. Его лицо в черных пятнах могло бы показаться смешным, если бы она сама не видела, как прошло сквозь них — и не сожгло — магическое пламя.

— Неприкосновенные готовы идти с нами, — торжественно объявил Харзас, когда удалось установить хоть какое-то подобие тишины. — Они будут кормиться поблизости и ждать нашего знака, чтобы отправиться в путь. Ты, фрейле, опаленный пламенем, теперь сможешь повести их, как господин, и они будут подчиняться тебе, как господину! И в честь этого великого события сегодня мы хотим...

— Восходное войско высоко ценит твою помощь, маг Харзас! — Тэррик вздернул голову, его голос зазвучал сильно и ясно, пронесся над площадью и коснулся каждого из них, легко перекрывая голос мага. — Ты принял нас здесь, ты дал нам кров и пищу, твои женщины и мужчины были добры к нам. Но мы достаточно отдохнули за эти дни, и настало время двигаться вперед. Пока умирают жители Побережья, наши сердца не могут предаваться веселью. Мы выступаем завтра. Это мое слово как фрейле и как опаленного пламенем.

И Шербера услышала, как откуда-то издали, но слышимо и различимо, донесся до них уже знакомый драконий клич.

ГЛАВА 7

Они тронулись в путь рано утром, по ясной погоде, под легким ветром с Берега, вдоль Оргосарда, несущего свои мутные серые воды размеренно и неторопливо: как было до них, есть сейчас и будет после, когда снег заметет последние следы, а солнце растопит последний снег.

Первые несколько дней Шербера ехала в целительской повозке с другими лекарками. Они откинули шкуру, закрывающую переднюю часть повозки, и, усевшись поудобнее, дружно щипали корпию в большой мешок, уложенный посредине. Раненых наверняка будет много. Корпия точно понадобится.

Изредка кто-то поднимал лицо к небу и глядел на драконов, летающих над войском большими кругами — огромные длинные тени, изредка заслоняющие солнце, крылья, бесшумно разрезающие воздух, сила, равной которой в этом мире не знал никто.

Дети Инифри. Неприкасаемые. Рожденные огнем.

Прэйир в эти дни учил ее сражаться без оружия. Уходить от атаки вооруженного воина, используя только преимущество своего маленького размера и ловкости — и теперь, когда изнуряющие тренировки на выносливость, наконец, начали приносить плоды, Шербера оказалась способной увернуться и уйти от прямого удара там, где еще луну назад падала на землю, сбитая с ног, и бессильно рычала от злости.

Прэйир не жалел ее. Шербера подвернула ногу на одной из тренировок и еле добралась до палатки, выдыхая сквозь зубы проклятья и едва не теряя сознание от вспышек боли, пронзающих ногу при каждом шаге, но он не предложил ей помощи, хоть и шел рядом, готовый поддержать.

Но только если она попросит.

Только если этого захочет она сама, но она скорее бы упала в снег, чем признала бы, что не может идти дальше.

Олдин в тот день неодобрительно промолчал, осматривая ее ногу, хотя ему определенно было, что сказать. Но он вообще много молчал в последнее время, и Шербере даже казалось иногда, что он намеренно избегает разговоров с ней, предпочитая занять ее делом или перепоручить лекаркам, у которых всегда находилась работа.

Шербера спрашивала себя, не связано ли это молчание с Велавиром, чье пребывание рядом с палаткой целителей, ненавязчивое, но ощутимое, она заметила еще с самого первого дня.

С тем, что, может быть, сердце Олдина все-таки не умерло и теперь он жалеет о клятве, которую дал акрай так мало и одновременно так много времени назад.