Пламя пяти сердец

Ей не хватало разговоров с ним и другого, теплого молчания, в котором каждый из них так много раз находил умиротворение, и с губ несколько раз чуть не сорвался прямой вопрос, но почему-то Шербера не могла заставить себя его задать, и каждый раз покорно склоняла голову, когда Олдин просил ее помочь лекаркам, говоря, что здесь справится сам. Она уходила в другой конец палатки, где толкла в ступке порошки для ран или связывала в пучки травы, стараясь не оглядываться в ту сторону, откуда доносился голос ее самого странного господина.

Желтоглазые женщины, с которым свела их судьба, делили невзгоды и трудности долгого пути наравне со своими мужчинами, и Шербера и другие воины были поражены тем, сколько их отправилось с ними на следующий после призыва драконов день. Медлительные и ленивые на первый взгляд, эти ящеролюди оказались крайне выносливы; они готовы были идти весь день без остановок и тащить на себе тяжелую поклажу, не выказывая ни признака усталости — правда, пока над землей светило солнце. Ночью вся змеиная часть войска, кроме шедших в караул с восходными воинами, впадала в странное оцепенение, похожее на спячку — шаашалас, как называли ее сами змеелюди. Прервать ее мог только сигнал тревоги.

— Я едва не наступил на одного, и он даже не пошевелился, — рассказывали друг другу воины.

— Клянусь Инифри: пока спят, они холодные, как снег.

— И они спят в палатках все вместе: женщины и мужчины, маги и воины, ты видел? Странные они. Странные.

Работая бок о бок, целители восходного войска обменивались мудростью с теми, кто жил в Иссу, и Дшееш, старшая лекарка в палатке желтоглазых лекарей, несколько дней подряд учила Шерберу и остальных обращаться с пиявками, которых змеелюди разводили вместе с гусеницами для очищения ран. Пиявки были черные, скользкие и маленькие, а, напившись крови, становились красными и толстыми, и тогда Дшееш собирала их и выносила за лагерь, чтобы выбросить в снег. До начала Жизни они уже не захотят есть, поясняла она, а когда наступит тепло, из земли повылезают проснувшиеся лягушки, и голодные пиявки найдут, чем поживиться.

Шербера неожиданно для самой себя оказалась храбрее всех и опробовала пиявку на себе. Она с удивлением обнаружила, что даже не почувствовала укуса, — так, что-то холодное и мокрое сильно ткнулось ей в кожу, а потом пиявка вдруг довольно запульсировала и стала наливаться кровью.

Выглядело завораживающе.

Дшееш лениво улыбнулась, когда она спросила.

— Знай же, акрай: такова их магия, — сказала она нараспев, как говорили многие желтоглазые маги. — Потому наши дети и не купаются в Оргосарде в дни, когда вода дает жизнь. Эти зубы кусают без боли и едят незаметно... Хотя от нашего народа не так-то просто откусить кусок. Инифри дала нам прочную кожу, когда создала нас.

Шербера удивилась ее словам.

— Вас создала Инифри? Но разве вы пришли сюда всего две Жизни назад?

Дшееш покачала головой, убирая пиявку и показывая знаком, чтобы Шербера вытянула вперед руку, по которой еще сбегала струйка крови.

— Знай же, акрай: я не лгала тебе, когда говорила, что мы живем здесь долго, — сказала она, накладывая на крошечную рану повязку. — Но и Инифри впервые пришла в этот мир не две Жизни назад.

Она дернула плечами вверх-вниз.

— Инифри была с нами с самого первого яйца. Мы просто не знали ее истинное имя и давали ей другие: Хирииши, Хвостатая мать, Вышедшая из первой кладки, Мать неприкасаемых, — проговорила Дшееш медленно, чуть прикрыв свои круглые глаза толстыми веками. — Каждую Жизнь наши женщины откладывают в теплый песок Берега яйца, и каждую Жизнь из воды приходят хищные твари и раскапывают наши кладки и убивают и едят наших детенышей, а мы убиваем и едим их детенышей, когда на сушу приходят они. Мы научились не оплакивать тех, кто погиб, а радоваться тем, кто выжил. Такова воля Хирииши. Таков ход вещей. — Шербера вздрогнула, услышав слова, которые говорила им когда-то Афалия. — И когда Инифри пришла и приказала нам сражаться, забыв о детенышах и песке, мы знали, что это наша Хирииши говорит с нами — и подчинились, потому что это был новый ход вещей. — Глаза Дшееш блеснули. — А что говорили ваши легенды?

Шербера не знала, что ей ответить.

— У нас не было богов до Инифри, — сказала она наконец, осторожно подбирая слова. — Мы верили, что жизнь дает Океан, и что магия — тоже порождение Океана, как ветер или волна.

— Но почему же тогда вы ей подчинились?

Шербера снова ответила не сразу: она вдруг отчетливо поняла, что с ней говорит не друг, и что эта женщина — даже не человек, хоть и ходит на двух ногах и носит одежды, сделанные своими руками.