Пламя пяти сердец

Ветер ударил Шербере в лицо. Она снова легко рассмеялась, и глубокий смех Фира вторил ее смеху. Они поскакали навстречу драконам, так быстро, что силуэты неприкасаемых, казавшиеся от лагеря маленькими, казалось, росли прямо на глазах. Шербере даже показалось, что она уже чувствует запах дыма, исходящего из их ноздрей, кто-то из драконов поднял голову и посмотрел в их сторону — Пармен повернулся и побежал вдоль лагеря, подставив огненным созданиям бок.

Союзники. Стражи. Что они сделают, если кто-то из войска вдруг решит, что сражаться бесполезно, и повернет назад?

Вскоре щеки Шерберы раскраснелись: от ветра, от быстрого бега лошади, от танцующей вокруг магии щита. Дыхание Фира согревало ее шею, легкие поцелуи, которыми он касался ее виска и щеки, распаляли кровь, и когда, пустив Пармена шагом, он ухватил зубами ее ухо и чуть прикусил, она вся затрепетала.

Он это почувствовал.

— Обычно я даю Пармену больше времени на прогулку. Но на этот раз нам придется вернуться пораньше. — Фир усмехнулся ей в волосы, нажимом бедра разворачивая коня к лагерю. — Ты действуешь на меня даже через всю эту кучу одежды, линло. И я даже жалею, что все эти легенды об огненной крови пустынников неправда. Тогда бы мы могли остановиться прямо здесь.

— И ты бы согрел меня? — спросила Шербера, поворачивая голову, чтобы поцеловать холодный от ветра подбородок своего прекрасного воина.

В его голосе, когда он ответил, слышалось низкое глубокое ворчание зверя.

— Я бы сжег тебя дотла.

ГЛАВА 8

Войско неумолимо приближалось к Берегу. Переходы были долгими, а отдых — коротким, словно Тэррик решил наверстать упущенное и нагнать врага, присутствие которого с каждым днем, проведенным в пути, они ощущали все сильнее.

Гниль. Слизь. Вонь.

Вонял Оргосард — его воды, загустевшие и оттого бегущие все медленнее в местах, где русло сужалось, пахли так, словно в его глубинах полегло целое войско зеленокожих.

Воняла земля — словно вскрылся застарелый нарыв, — и в воздухе стоял запах разложения и тлена.

Деревни, которые им попадались, оказывались большей частью пустыми или полупустыми, и настолько маленькими, что в некоторых они даже не оставались на ночь — что толку в десятке домов, притулившихся на краю берега, что толку в крыше над головой для фрейле и десятка его людей?

На восьмой день пути они наткнулись на прибрежный город, который заняли темволд. Тучи падальщиков поднялись с поля за городом, услышав топот армии, и женщины и мужчины войска испустили общий горький вопль, когда увидели, чем именно пировали эти огромные бело-серые птицы.

Мертвые. Женщины и дети, немногочисленные мужчины — все они были просто вынесены за стены города и брошены в поле, без священного огня, без прощания, без надежды отдать свою магию и отправиться к Инифри.

У города были тростниковые стены и дома из глины и камышей-дудуков, и только поэтому Тэррик не позволил драконам выжечь его дотла, хоть воины требовали этого и негодовали, услышав отказ.

Но они должны были помнить о том, что народу Побережья нужно будет куда-то возвратиться, когда закончится война. Им нужны будут эти дома и эти стены, и эти крыши, но те, кто занимал город сейчас, должны были быть стерты с лица земли.

Тэррик отдал приказ; город пал, и резня на улицах была страшной.

Воины не щадили ни мужчин, ни женщин; убивали бы даже детей, если бы здесь оказались дети, и запах старой крови перебила новая кровь, а ярость уже скоро потребовала другого выхода, который нашли — и тоже очень скоро.

Десяток пленных женщин темволд были связаны и оставлены на всю ночь в домах, где развлекались воины. Шербера слышала дикие крики, доносящиеся оттуда, но знала, что Тэррик не вмешается и позволит воинам выместить на женах и дочерях предателей свою боль и гнев. А еще она очень хорошо знала, что ни одна из женщин этой ночью не умрет. Они будут страдать, принимая в себя одного за другим желающих выплеснуть свой гнев, но умрут только завтра, когда уставшие воины погасят, наконец, огонь в своих чреслах и решат, что месть свершилась.

Шербера осталась этой ночью в целительском доме: были раненые, и Олдину были нужны ее руки, хоть он и снова дал ей какое-то поручение подальше от себя. Весь вечер зашивала раны и накладывала повязки, приносила чистую воду для промывания ран и уносила грязную, помогала вытаскивать умерших и успокаивала тех, кто боялся умереть.

Около полуночи Шербера наконец выбралась из дома на свежий воздух. Руки болели, спину тянуло, и в голове мутилось от терпкого запаха травяных отваров, которыми поили воинов, чтобы унять боль. Ночь была безлунной — Шеле, словно не в силах смотреть на то, что творилось внизу, скрылась за снежными тучами. Пламя, поднимающееся к небу со стороны поля, где воины предавали огню тела погибших, заставляло тени колебаться и окрашивало их в красный цвет.