Пламя пяти сердец

Но он сказал ей: «Не так отвратительно, как обычно, акрай». Сквозь зубы, сведя брови, но сказал, а это что-то да значило.

В ту ночь, засыпая уже рядом с Тэрриком, Шербера долго ворочалась, с трудом удерживаясь от вскриков. Ей было больно, тело ломило, но она знала, что это хорошая боль. Эта боль означала успех, она означала, что ее тело меняется и приспосабливается, становится выносливее и быстрее.

На следующее утро и еще несколько дней подряд Шербера едва могла поднять афатр, и Прэйир колол ее насмешками, доводя до бессильной ярости и заставляя рычать не хуже Фира и осыпать его проклятьями, правда, последнее — только про себя. Не сразу Шербера поняла, что он провоцировал ее намеренно, чтобы заставить сражаться, несмотря на боль, чтобы научить ее использовать и эту боль себе на пользу.

С каждым днем боль становилась все слабее.

С каждым днем Шербера становилась все сильнее.

С каждым днем разговоры Волеты становились все громче и ей верили все больше, и воины с трепетом втягивали ноздрями воздух, пытаясь уловить в нем соленое дыхание пока еще очень далекого Океана, и говорили о городах, Жизни и покое, как будто забыв о том, что враг еще жив и вовсе не готов сдаваться.

Им скоро напомнили.

***

В конце третьего в эту луну перехода они наткнулись на разрушенную и разграбленную зеленокожими деревню. Их встретили тишина и смерть, наполовину выгрызенные тела лошадей, вмерзшие в снег, разрубленные от паха до шеи мужчины, женщины, лежащие в луже крови прямо на пороге собственного дома. Метель еще не успела замести следы страшной бойни, которая случилась совсем недавно, и Шербера слышала, как рыдают женщины, вынося из домов тела детей с перекушенными шеями и размозженными головами.

Инифри словно решила напомнить им о том, что война еще не кончилась, и по Побережью все еще ходит враг. Даже Волета притихла и не открывала рта более, чем положено, и только прятала лицо у своего Займира на груди, жалобно всхлипывая и пытаясь эти всхлипы подавить.

Воинам удалось отыскать единственного выжившего — мальчика-подростка, которого ударили по голове и, как видно, приняли за мертвого, пока он лежал без чувств, и только поэтому не добили.

Он рассказал страшное.

Войско Тэррика опоздало всего на день. Еще вчера женщины этой деревни укладывали детей спать, пока мужчины пили вино и говорили о близкой победе, забыв о том, что нужно выставить дозор и глядеть, постоянно глядеть вокруг, в серебристую ночь, которая так обманчиво тиха в самом начале Холодов.

Зеленокожие и темволд пришли вместе. Они появились словно из ниоткуда и стерли деревню с лица земли, прежде чем пьяные мужчины успели схватиться за оружие, а женщины — убежать. Зеленокожие не щадили никого, и темволд не пытались их сдерживать, творя зверства наравне со своими цепными собаками, но потом, когда с жителями деревни было покончено, зеленые твари обернулись против своих предводителей и убили и их тоже.

Они съели все, что смогли съесть, а потом бросили то, что не уместилось в их животах, и ушли вдоль реки тем же огромным сплошным потоком, что и пришли, оставив после себя агонию и мучительную смерть.

Такова была война.

Акраяр наравне с остальными работали до самой Белой Матери, вытаскивая из домов тела одних людей и откапывая из снега других. Священный костер, разведенный посреди деревни, должен будет гореть всю ночь, принимая плоть тех, кто погиб из-за собственной беспечности. И они и раньше видели такую бессмысленную жестокость — это было в духе зеленокожих, такова была их природа, но сегодня, и это чувствовали все, это был знак богини, ее наказание за излишнюю самоуверенность и легкость, с которой они говорили о конце того, что еще не собиралось кончаться.

Шербера не знала, сколько стоит так, глядя в пляшущий огонь, и думает о том, а что смогла бы сделать она сама, оказавшись здесь, держа в руке меч, готовая защищать тех, кто не умел защищаться. Не знала, сколько стоят так другие, заворожено глядя в пламя и слушая песню снега и огня. На мгновение ей показалось, что в треске пламени и в шепоте ветра она слышит разносящиеся в воздухе предсмертные крики.

Чувствует носом запах теплой крови на снегу.

Ощущает, как по телу ползет ледяным червем, готовым впиться в шею, страх.

— Шербера. — Она вздрогнула, услышав голос, но не обернулась. — Начинается метель. Идем.

Номариам накинул на ее припорошенные снегом волосы капюшон плаща, и Шербера запахнулась плотнее, чувствуя, что ее бьет дрожь, и, кивнув, пошла за ним. Они отошли от костра и направились вниз по улице, неосознанно обходя лужи замершей крови на снегу. Удушливый запах горящих тел преследовал их, забиваясь в ноздри, но ни один не обращал внимания. Это было напоминание.

— Мы все были слишком самонадеянны, — проговорила Шербера тихо, как будто мертвые могли услышать ее и возразить. — Инифри наказала нас — мы не успели. Инифри наказала этих людей — они были беззаботны и забыли о защите и не выставили дозор. Но мы ведь победим, Номариам? — В ее голосе звучала мольба. — Мы ведь должны победить, так сказала сама Инифри.