Пламя пяти сердец

Номариам почувствовал шевеление земли под ногами раньше, чем услышал разнесшийся по лагерю магический тризим. Он задул огонь в чаше, поднялся и вышел из палатки навстречу ночи, на ходу обнажая афатр.

***

Тэррик выскочил из палатки, но сначала не увидел ничего: только темную ночь, только огни, рассыпанные в ней перемигивающейся вереницей, только тень и свет, танцующие средь другого света и других теней.

Где-то далеко — он знал это, а сейчас и чувствовал — была бездна, из которой приходили иногда в этот мир создания без имени и без облика, такие ужасные, что не было никого, кто пережил бы встречу с ними, чтобы их описать.

Где-то совсем рядом текла, несла свои безразличные ко всему воды река Оргосард, и копошились в ней, наполовину родившись и наполовину уже умерев, другие создания, с именами и обликом, и эти наполовину мертвые, а наполовину живые дети спешили выбраться из воды, потому что им так повелела их мертвая мать.

«Уходите».

Это был не один голос, а много.

Это было зловоние зеленой стоячей воды, бесформенное и скользкое нечто, выползающее из Оргосарда по покрытым грязью берегам, жизнь, не имеющая разума, но тоже призванная из воды, как были призваны из огня их драконы, — а значит, и она имела истинное имя.

Тэррик почувствовал, как ноги опутывает плотная сеть водорослей, и, отскочив, наугад рубанул афатром. Плотные водоросли поддались, как поддавалось все, живое ли или мертвое, удару камня-афатрана, но шевелилась, казалось, вся земля вокруг, перекатывалась, как мускулы под кожей огромного создания...

Было в этой силе что-то знакомое.

Злое.

Темное.

«Уходите, пока я не превратила вас в корм для моих детей. Уходите, порождения теплой крови и холоднокожие дети моей матери, Хвостатой матери Инифри.

Уходи и ты, последний из рода прилетевших с далекой звезды, пока я не забрала у тебя ту, что обманула меня однажды».

— Я знаю тебя, — громко сказал Тэррик, и голос сразу же схватил в охапку и унес прочь поднявшийся ветер. — Я помню тебя, смерть! Если ты снова пришла за мной, выходи! Я тебя не боюсь!

Фиолетовая вспышка озарила небо и землю с его последними словами, и Тэррик увидел, как вдалеке, у самого берега, его верные и храбрые воины подняли оружие, готовые дать бой тому, что выбиралось из воды на сушу.

ГЛАВА 10

Из воды поднималось нечто огромное.

Оргосард, река-жизнь, река-смерть, дающая и отбирающая, колыхалась и ходила огромными, от берега до берега волнами ростом с человека. Волны закручивались. Пенились золотистыми гребешками, схлестывались, обдавая брызгами лица воинов, стоящих у кромки воды с оскаленными и готовыми к бою мечами.

— Маги! — разнесся над войском голос фрейле, и новая вспышка фиолетового света озарила ночь, заставляя костры затрещать, побелеть и взметнуться столбами огня ввысь, освещая поле боя и превращая темную ночь в поздний вечер.

— Каросы каросе!

Но они уже были наготове. Стояли у берега, не отводя от бушующей воды взгляда, рычали, готовые спустить свой гнев с поводка, пока земля под ними шевелилась и перекатывалась водорослями, ползущими из реки на берег армией зеленых скользких змей.

Афатры взлетали в воздух и опускались, когда водоросли обвивали чью-то ногу, и зеленые ошметки летели во все стороны, но, казалось, у этого зеленого, мокрого и холодного, как утопленник, змеиного войска, был свой путь.

Оно кого-то искало.

Фир оглянулся на костры, возле которых, поднятые тризимом, уже собирались воины, и подумал о Шербере, которая окажется в самой гуще боя считанные мгновения спустя, но мысль эта скользнула лишь в его голове, не коснувшись сердца.

Он уже жил боем, и только ярость и желание убить имели сейчас для него значение, и пламя Инифри горело в его сердце, заставляя зверя вставать на задние лапы, скаля острые зубы и громко рыча.

— Щит!

Фиолетовая вспышка скользнула по водорослям, заставляя их затрещать и задымиться подобно мокрому полену, брошенному в костер.

— Каросы каросе!

Фир сжал одной рукой меч, а другой — топор, готовясь сражаться не на жизнь, а на смерть.

Волны отхлынули от берега, и из воды в ночную тень, с которой за их спинами неистово сражались костры, вылезла рука с перепонками между тремя кожистыми пальцами.

Увидев ее, драконы и змеелюди закричали.

***

— Хирииши Амаш! Хирииши Амаш!

Крик разнесся над войском, наполняя воздух страхом и болью, и драконы разом издали боевой клич и камнями упали вниз. Из пастей вырвалось пламя, ударило в лапы — десятки лап-рук, выползающих из воды, хватающихся за берег, поднимающих с мутного дна Оргосарда уродливое тело той, чье имя вызывало у народа Иссу страдания.

— Амаш! Хирииши Амаш!

Номариам знал это имя. В сказках, которые рассказывали желтолицые люди в городе, в снах, которые навевало ему родство их магии, это имя звучало так часто, что его было невозможно забыть.