И, как будто испугавшись его крика, смерч остановился, точно налетел на незримую преграду, сконфуженно потоптался пару секунд на месте, словно очнувшись ото сна и не понимая, что он тут делает, но тут же сориентировался и с удвоенной яростью и разрывающим барабанные перепонки гулом кинулся на лагерь зверолюдей.
Хозяина всемогущей, хоть и стремительно бледнеющей розовой точки едва успели оттащить с его пути с легким сотрясением мозга и контузией.[109]
Агафон дважды еще сегодня спасал положение у хрупких стен.
Первый раз здесь же, через полчаса после того, как обессилевший от разрушений и погромов торнадо угомонился и ушел в небытие, откуда и возник.
Мужественно собравшись с духом, оружием, командирами и лестницами, на штурм по изрытому, обезображенному, но все же сравнительно более гладкому полю на штурм бросились несколько тысяч монстров, рыча, лязгая железом и завывая, как миллионы демонов с зубной болью.
Не исключено, что звуковое оформление атаки было призвано напугать защитников Лукоморска.
Неизвестно, как насчет всех защитников, но в отношении одного они своей цели достигли на сто процентов.
Напуганный чуть не до заикания заместитель главнокомандующего обороной по волшебным вопросам не смог вымолвить ни единого слова, и поэтому просто выхватил из заветного мешочка камень наугад и трясущейся рукой (правда, без помощи магии не обошелся и этот бросок) зашвырнул его в орду зверолюдей.
Камень с сине-золотым переливом оказался начинен градом номер шесть (по спецификации демонов-шептал, изготовителей стихийных артефактов), что через пару секунд после его падения под ноги одного монстра с головой гиены и обнаружилось.[110]
Оказалось, что в понимании шептал град номер шесть – это твердые, как железо, куски льда размером с большой апельсин, которые в течение стандартных десяти минут сыплются на головы избранных метнувшим камень получателей на площади радиусом двадцать пять метров от места падения артефакта и преследуют цель в случае, если у нее каким-то чудом останется достаточно мозгов, чтобы сообразить, что надо бежать.
Надо ли говорить, атака захлебнулась – в том числе и буквально, когда град прекратился, а выпавшая ледяная экзотика начала таять.
Второй раз случился в нескольких километрах к востоку отсюда, там, где под Конанковской стеной открывался проход для впадающей в городской пруд речки Конанки.
Проход Конанки под городской стеной был забран витой решеткой, а с обеих сторон от оскалившейся чугунными зубами арки, как последняя, отчаянная попытка князя Митрохи защитить злосчастную стену, были навалены срубленные деревья.
Решив, что стена, ослабленная проходом для речушки снизу и шабашниками из Караканского ханства – сверху, станет их легкой добычей, костеевы полководцы, проведя ту же самую колдовскую подготовку, что и утром на Конанковской стене, бросили на добивание бедной стены еще одну черепаху, но, к счастью одной стороны и несчастью другой, гонец едва ли не в последний момент успел призвать на помощь Агафоника Великого.
Тот, ругая самую смирную и флегматичную кобылу Лукоморска «бешеным рысаком», с громким стоном сполз на землю с седла, но, подхваченный сопровождавшим его гонцом и еще одним дружинником из Конанковского гарнизона, был вознесен на стену, над которой нависла смертельная опасность.
Осадная машина была уже в десяти-двенадцати метрах от дрожащей то ли от ее могутной поступи, то ли от ужаса стены, и думать и выбирать варианты времени не было. Поэтому специалист по волшебным наукам запустил руку в выручательный мешочек, снова наугад выбрал артефакт и довольно прицельно запустил им в черепаху, усердно прокладывающую курс через плохо засыпанные ямы и буераки.
Каковой и отскочил от бока сухой еще боевой пирамиды и закончил свой жизненный путь в Конанке.
Но не успело лицо чародея вытянуться, а губы произнести любимое «кабуча», как из кроткой, неуклюжей и практически одомашненной Конанки, которая и в весенний разлив редко когда доходила до груди ее верным фанатам, местным мальчишкам-рыбакам, вырвалась тридцатиметровая волна и зашвырнула не успевшую ничего ни сообразить, ни предпринять осадную машину на палатки костеевцев в полукилометре к западу, не забыв в качестве бонуса очистить эти полкилометра от вторгшихся на чужую землю полчищ.[111]
Впрочем, и после своего приземления в незаданном районе чудовищная махина принесла еще немало пользы зверолюдям: ночь были холодные, и большое количество мелко наломанных и почти сухих досок из тех, что были не затронуты противопожарным колдовством, было отнюдь не лишним. Агафон же долго еще купался в заслуженном море славы и восхищения.
Приблизительно полчаса. Пока, как вчера, из набрякших и готовых прорваться ливнями облаков почти над самыми головами защитников восточной части Конанковской стены не вынырнул Змей-Горыныч (как ведь только не захлебнулся там, окаянный!) и, плотоядно ощерившись, не спикировал на город.
Через несколько минут в Конанке запылали первые дома.