Пламя Сердца Земли

Лазутчик боязливо прильнул к щелке, но на улице так стемнело, что если бы даже кто-то стоял у самых бочек, увидеть его не представлялось бы возможным никак. Вздохнув еще раз и придя к выводу, что оно и к лучшему, изменник осторожно, боком-боком, покинул свое убежище, перелез через кучу так и не убранных никем корзин из-под скормленного Змею мяса и был сбит с ног кем-то огромным и сердитым.

– Чего на дороге развалился, смерд? – рявкнул на поверженного лазутчика голос Никодима.

Недавняя ссора с князем Грановитым ни хороших манер, ни хорошего настроения Труворовичу не прибавила.

– От смерда слышу! – вырвалось против ожидания и воли у неудачливого воеводы, у которого были свои смягчающие обстоятельства в виде понижения температуры, страха разоблачения и пустого желудка.

– Чего-о-о?! – опешил Никодим. – И слушай, голос мне твой чегой-то знаком, а?..

Букаха мысленно ойкнул и прикрыл рот обеими ладонями, но было поздно.

– Кто это? – подозрительно поинтересовался боярин, пытаясь рассмотреть в кромешной тьме заднего двора, кого это он уронил сгоряча.

Поверженный диссидент замычал, вставая и оскальзываясь на скользких камнях мостовой…

– Стой! – воскликнул вдруг Труворович. – Не может быть!.. Букаха!!!

– Да… нет… оставь меня… – начал было выворачиваться из скользкой ситуации злосчастный диссидент, но вдруг в голову ему пришла светлая мысль.

Его величество Костей был бы им доволен!..

– Букаха?.. – недоверчиво повторил Никодим и вытянул шею, словно от этого в темноте стало бы лучше видно. – Что ты тут делаешь? Разве тебе не приказали?..

– Ха! Приказали! – голос перебежчика звучал теперь презрительно и гордо. – Кто мне может приказать? Это ходячее недоразумение в лукоморской короне – Симеон?

– Да как ты смеешь!.. – зарычал на него боярин, но Букаху понесло.

– Я теперь плевать хотел на вашего дурацкого царька – теперь я служу другому хозяину – справедливому, могучему, не забывающему своих верных друзей! Не сегодня, так завтра он сотрет в пыль ваши глупые стены – не без твоей помощи, Никодим! – и тогда те, кто сражался против него, не будут знать пощады! И участь их будет решать ни кто иной, как твой покорный слуга! Он обещал вознаградить меня за мою службу любым титулом, каким пожелаю! Захочу царскую корону – она моя!..

– А как же он сам? – недоверчиво полюбопытствовал Никодим.

– Сам он, с его-то величием и мощью, будет править миром. Зачем ему размениваться на какую-то захудалую державку!

– А ты, стало быть, снизошел и разменяться? – нехорошо усмехнулся Никодим.

– Да, – коротко ответил Букаха. – И пока есть время, ты тоже можешь избегнуть ужасного удела, заготовленного на долю врагов моего хозяина. Помогай мне – и его величество вознаградит тебя по-царски.

– А я подумал, царем будешь ты, – саркастически пробасил Труворович.

– И я тебя тоже не забуду, – ничтоже сумняшеся, расщедрился диссидент.

– Значит, ты мне предлагаешь за чины и деньги бросить Симеона и служить твоему Костею? – ровным голосом уточнил боярин.

– Совершенно точно! – обрадовался такой понятливости Букаха. – А еще мы с его величеством подарим тебе этого выскочку истопника. Хочешь – его самого, хочешь – его голову. Ты же желаешь с ним поквитаться, а, Никодим?

– Д-да… – мечтательно протянул боярин. – Он – безродный мужик, а его все чуть на руках не носят! А я, родовитый, чей род восходит к самому Трувору, стал не заметнее, чем афишная тумба в переулке!

При словах «афишная тумба» Букаху передернуло.

– Наверное, – продолжал мыслить вслух Никодим, – он сделал для страны больше, чем я, а я, стало быть, дальше своего кошелька да родословной не зрю… Но зато я теперь знаю, как поправить дело.

– Правильно, правильно! – поддакнул довольный своими вербовочными талантами изменник. – Только так ты и сможешь указать всем, кто в стране настоящий хозяин!

– Я докажу, что я – не хуже какого-то полотера… истопника… и что кроме кошелька и родословной у меня еще есть… ЧЕСТЬ!!!

Страшный удар свалил предателя за обледенелую мостовую. Он поехал на тощей спине по булыжникам, влетел головой в баррикаду из бочкотары и та, не выдержав натиска, развалилась на составляющие, рассыпалась, раскатилась, разлетелась, гремя и грохоча, пугая ночь и обитателей дворца.

– Ах ты!.. Ах ты, подлец!.. – ревел Никодим, расшвыривая невидимые во тьме бочки и стремясь добраться до бренного тела несостоявшегося вербовщика. – Да я самого тебя по частям Митрохе подарю! Предложить мне!.. МНЕ!!!.. продаться какому-то вонючему выскочке, который пришел ко мне домой и творит, что хочет!.. Да я!.. тебя!..

Рука Никодима нащупала, наконец, на земле вражеский сапог, ухватила и дернула к себе что было мочи…

Сапог слетел с похудевшей ноги Букахи, а сам горе-воевода вскочил, наконец, на ноги и побежал, куда глаза глядят, отчаянно молотя голой пяткой по мерзлой мостовой.

– Стой!.. Стой, мерзавец!.. – рычал ему вслед Никодим, и голос его действовал на дворцовую стражу подобно сигналу тревоги.