Конь Кэнсина шагнул невероятно близко. Достаточно близко, чтобы ноздри животного раздулись от запаха мальчика. Как будто Канэ почувствовал запах своей еды.
Мальчик отшатнулся от злобного блеска во взгляде боевого коня.
– Счастлив? – Кэнсин понизил голос. – Ты счастлив, что провалил свою миссию?
– Нет, мой господин, – небольшая заминка.
Разочарование пробежало по коже Кэнсина:
– Какова твоя цель на этой земле, солдат?
– Служить благородному клану Хаттори, – громко, механически отозвался тот.
Кэнсин наклонился вперед в седле, тревожная боль пронзила его живот:
– Вот и послужи ему. – Без предупреждения он ударил мальчика ногой по лицу. Хруст сломанных костей отозвался эхом вместе с испуганным вскриком мальчика. Он упал в грязь рядом с копытами Канэ. Из его носа и рта закапала яркая кровь.
Пока Кэнсин наблюдал, как мальчик пытается проглотить свою боль – принять свое наказание, – еще один приступ сожаления зашевелился в его горле.
Незнакомая ему неопределенность.
Он быстро проглотил его. Затем перевел взгляд на остальную часть своего отряда.
– У нас нет причин для счастья, – Кэнсин позволил своему голосу разнестись по рядам асигару и конных самураев. – Нет повода для празднования. Мы провалили нашу миссию. Но знайте: мы так просто не смиримся с этой неудачей. Каждый из нас должен хорошо отдохнуть сегодня ночью. Потому что завтра мы снова отправимся в путь. – Канэ затопал копытами, избитый мальчик сжимался при каждом их ударе о землю. – И не будет ни пения, ни смеха, ни празднования, пока мы не добьемся успеха.
Кэнсин направил Канэ к началу отряда. Но там он не остановился. Вместо этого он пустил своего скакуна в полный галоп. Направил его по другой дороге.
Той, что даст им минутную передышку.
Хаттори Кэнсин не хотел, чтобы его встречали у главных ворот, как победителя, вернувшегося с войны.
Он этого не заслужил.
Дорога, которую он выбрал, вела к заднему двору в его родовое поместье. Входу, не предназначенному для представителей знати.
Перед ним возвышались ворота, их деревянные доски были плотно вставлены в раму. По периметру были уложены камни, с такой плотностью прилегающие друг к другу, что никакой раствор между ними был не нужен.
На заднем дворе жили многие из самых важных слуг и вассалов клана Хаттори. Он также служил резиденцией для нескольких ученых и мастеров, которые были гостями клана Хаттори, некоторые оставались тут годами. Все ради того, чтобы отец Кэнсина мог укрепить свою репутацию прославленного даймё с растущим влиянием.
По правде говоря, Кэнсин часто предпочитал возвращаться домой через этот вход. Это давало ему возможность вернуться незаметно. Если он подъедет к главным воротам, его будет ждать мать с бесчисленными слугами позади. Его отец будет следовать за ней всего в нескольких шагах.
Ворота распахнулись, и Кэнсин направил Канэ к конюшням на заднем дворе. В тот момент, когда он спешился, конюх бросился ему на помощь.
– Я сам займусь своим конем, – сказал Кэнсин слуге. – И пожалуйста, пока я не закончу, не сообщай моей матери о моем прибытии.
Отступив назад, молодой слуга низко поклонился.
Кэнсин завел Канэ в первое же пустое стойло и, не торопясь, принялся снимать вареную кожаную броню с мокрой от пота спины коня. В ответ на то, что его больше ничто не обременяло, Канэ заржал, роя копытами землю. Он всегда был беспокойным зверем. Кэнсин с улыбкой взялся за широкую кисть и начал чистить своего скакуна.
Еще одна задача, которая ему нравилась. Еще одно задание, которое ему слишком редко давали выполнять дома.
Позади него по плетеным циновкам, разбросанным по полу конюшни, зашуршали легкие шаги.
Он не стал оборачиваться.
– Матушка, я…
– Из всех животных в конюшне я меньше всего ожидала встретить тебя.
Улыбка снова скользнула по его губам.
– «Меньше всего ожидала встретить тебя»,
К воротам прислонилась юная девушка в простом кимоно из темно-синего шелка. Она сморщила свой хорошенький носик в игривом отвращении к его словам.
Их титулы долгое время были источником забавы для обоих.
Ведь эта девушка на самом деле не была служанкой Кэнсина.
Несмотря на то, что его отец часто говорил ему наедине.
– Нечасто тебе удается меня удивить, Хаттори Кэнсин, – по мере того как девушка говорила, ее тон становился все более пресным. Почти угрюмым.
Ее веселье уже пошло на убыль. Так быстро.
Слишком быстро.
Кэнсин прочистил горло, позволяя своей улыбке погаснуть, несмотря на желание оставаться беззаботным. На ее щеке и носу были пятна. Он бы поставил десять золотых рё на то, что они были от пыли полирующего песка. Такие же, как когда они были детьми. Такие же, как когда она помогала своему отцу – знаменитому ремесленнику Мурамасе Сэнго – полировать оружие в расположенной рядом кузнице.
Воспоминания нахлынули на Кэнсина, приятные и теплые. Ему не следует – и он не будет – снова столь фамильярно улыбаться этой девушке. Как бы ему этого ни хотелось.
Этот жест не пошел бы им на пользу.