План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945

История наступления в Арденнах не входит в рамки этой книги, за исключением тех моментов, когда оно отражается на Восточной кампании, и как раз эти моменты говорят об очень многом. Германский план оказался неудачным, прежде всего в выборе времени. Замысел его был основан на одной предпосылке – что русский фронт в Польше и Восточной Пруссии останется неподвижным всю осень. Это предположение оказалось правильным. Восточный фронт, между Карпатами и Балтийским морем, едва ли хоть ненамного сместился с августа 1944 года до конца года. Почему? Почему русские остановились, когда еще одно мощное наступление могло бы (как это и произошло позднее) привести их к окраинам Берлина?

Конечно, дело было не в нехватке необходимых сил. В начале июньского наступления 5 участвовавших советских фронтов смогли развернуть 41 танковую бригаду – то есть силы, эквивалентные не менее чем 20 германским танковым дивизиям полной численности. По артиллерии и пехоте русские превосходили немцев в 6,4 раза. Далее, если коммуникации Красной армии и были растянуты, то справедливо и то, что потери немцев в их стремительном отступлении были намного тяжелее. Если бы Ставка разрешила своим центральным фронтам взять пополнения с Балтики и Украины, она смогла бы иметь еще большее превосходство сил на Висле к середине сентября, то есть к тому времени, когда германские позиции на Западе стали крошиться и все резервы направлялись на линию Зигфрида.

Тогда, исходя из сравнительного анализа сил, русские могли бы закончить войну в 1944 году. Никакие документы никогда не расскажут о причине, почему они не сделали этого – хотя бы потому, что крайне маловероятно, чтобы приказы, определявшие перспективные советские цели, могли бы когда-либо излагаться на бумаге. Но трудно избавиться от впечатления, что чисто военные соображения, которыми западные союзники руководствовались до самого конца войны, уже отошли в голове Сталина в сторону. Война, как мог рассуждать русский диктатор, не только «продолжение дипломатии другими средствами» – иногда она является очень удобной заменой нормальных дипломатических процедур, будучи для сверхмощной нации более быстро осуществляемой и более выгодной по своим результатам.

Второй фронт, который прежде был так необходим в качестве приложения к советской политике, теперь являлся препятствием распространению коммунизма в Европе. Сталин намеревался оставить Балканы себе и отодвинуть русскую границу как можно дальше на запад. Прямое наступление на Берлин, прежде чем будут захвачены Балканы, могло означать, что война закончится, когда большая часть Европы все еще останется под номинальной германской оккупацией. Правительства Венгрии, Румынии и Болгарии – все налаживали контакты с Западом в 1944 году; призрак Михайловича все еще преследовал Тито в Югославии. За внезапным прекращением сопротивления немцев могло бы последовать возникновение ряда буржуазных администраций, которые могли обратиться к союзникам за дипломатической поддержкой, по крайней мере, до проведения «свободных выборов». А Сталин был реалистом, чтобы знать, что коммунистические партии настолько тесно ассоциируются с Советским Союзом, что исход этих выборов в странах, столетиями живших в страхе перед Россией, можно предсказать заранее.

Еще более серьезной с советской точки зрения была вероятность того, что германское Верховное командование бросит все силы против русских. Сталин не мог поверить, что немецкие генералы, видя свою страну под непосредственной угрозой русской оккупации, не станут усиливать свои оборонительные сооружения на Востоке ценой «уступок на Западе». В свою очередь, это могло означать, что после войны русским придется полагаться не на военную силу, чтобы подавлять немцев, а на договоры и что полная изоляция упрямых поляков будет невозможна.

Ни один западный государственный деятель не мог соперничать с ледяным реализмом Сталина, и «обаяние» Рузвельта[121], которое так удивило и удовлетворило русских в Тегеране, было отчасти парализовано неприятно прозвучавшими британскими планами на высадку в Истрии с целью нанесения удара на север, к Вене. В 1944 году Сталин едва ли мог предвидеть Ялту и американскую позицию – «…если я дам ему все, что могу, и ничего не попрошу от него взамен, он не будет пытаться что-нибудь аннексировать и станет работать ради демократии и мира во всем мире».