План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945

В начале августа, наперекор ожесточенным протестам Гудериана, ОКВ отправило значительное количество танков – 88 Т IV и 50 самоходных орудий – болгарам, считая, что они являются самыми верными союзниками на Балканах в силу их ненависти к грекам и страха перед турками (вступление которых в войну на стороне союзников теперь считалось неизбежным). Но полковник фон Юнгенфельдт, военный советник болгар, был непосредственно подчинен Гудериану как генерал-инспектору, но не Вейхсу или ОКВ. Оценка положения Юнгенфельдтом была настолько мрачной, что Гудериан приказал возвратить технику в Белград, где ее следовало передать 4-й танковой дивизии СС – практически единственной подвижной части, оставшейся на Балканах, которая, занимаясь поджогами югославских деревень в течение шести месяцев, находилась в относительно свежем состоянии. Однако Йодль (все вмешательства которого на Востоке неизбежно имели бедственный результат) услышал об этом приказе и отменил его в последнюю минуту. Только 25 августа Вейхс по собственной инициативе начал принимать «некоторые меры предосторожности».

Однако теперь события стали развиваться слишком быстро, для того чтобы их можно было исправить действиями отдельных командующих. 25 августа новое правительство Михая объявило войну Германии, и части румынской армии были приданы Малиновскому и Петрову, чтобы провести их через отроги Карпат. Через два дня Болгария начала эвакуировать Фракию, и Вейхсу официально предложили покинуть страну. В силу продемонстрированной таким образом «доброй воли» болгарские эмиссары начали в Каире срочные переговоры с британцами (с которыми они были в состоянии войны со времен Греческой кампании 1941 года), в надежде добиться заключения какого-нибудь соглашения, прежде чем русские (против которых они предусмотрительно никогда не объявляли войны) не овладеют их страной. Но время работало на Сталина. Танки Толбухина пересекли границу Болгарии 5 сентября под аккомпанемент официального объявления войны, и на следующий день Черноморский флот высадил русскую морскую пехоту в Варне и Бургасе. 9 сентября было учреждено правительство Народного фронта с большим преобладанием коммунистов, которое немедленно начало переговоры с Москвой, объявив перемирие через два дня, 11 сентября.

Для группы армий Вейхса начался долгий и мучительный отход на север. Железные дороги были для них недоступны, а драгоценные танки Юнгенфельдта остались позади – многие все еще на платформах, загнанных в тупики товарной станции Софии. Отступавшие немцы с трудом пробивались домой по пыльным проселкам, извивающимся через бесконечные овраги в бесплодных горах Сербии и Черногории под постоянными налетами партизан.

«Отступление наше было ужасно. Иногда дороги на перевалах были заминированы на протяжении 20–30 километров подряд, и после первой недели пути мы потеряли большую часть нашего транспорта. Многие из нас полностью сносили обувь и бросили все, кроме винтовок. Ночью приходилось ставить в караул до половины роты, потому что партизаны не давали нам покоя. Каждая деревня, через которую мы проходили, подтверждала невероятную свирепость этой партизанской войны…»

Тем временем силы Толбухина разделились, и его правое крыло повернуло на северо-запад, параллельно Дунаю, стремясь как можно скорее соединиться с Тито в Белграде и расчленить надвое обтрепанную колонну Вейхса. Захватив 9 сентября Турну Северин, они были задержаны 4-й дивизией СС, которая заняла позицию в 40 милях к югу от югославской столицы на перешейке между Дунаем и Трансильванскими Альпами. Но спустя три дня русские перешли через горы далее к северу и спустились в долину Мароша, а 19 сентября овладели Темешваром и через два дня Арадом. Теперь вся Венгрия была открыта для русского наступления.

В конце августа Гудериан, в навязанной им Гитлером роли дипломата, прибыл в Будапешт с письмом для адмирала Хорти и инструкцией обсудить с ним дела, «как солдат с солдатом», и «составить представление о его [Хорти] позиции». В течение всей встречи царила атмосфера официальной любезности, но как только они остались наедине, Хорти отбросил все церемонии и, поближе придвинувшись к Гудериану, сказал: «Друг мой, послушайте, в политике нужно держать на огне сразу несколько утюгов…» Оба солдата продолжали беседовать еще несколько часов, но из этой первой фразы, как Гудериан записал в дневнике, «я уже знал все».