План битвы

Неужели не будет? Это что-то новенькое, честно говоря.

— Хлеб за брюхом не ходит, если чё, — продолжает он. — Не хочешь, не бери. Моё дело малое. Сказали передать, я передал.

— Что передал-то? — пожимаю я плечами, продолжая идти.

— Ну так остановись и возьми, — злится он.

— Так говори. Некогда мне.

— Валыну, ёпта! Мож посреди проспекта тебе вручить, типа в рыцари посвятить или чё?

Блин. Это от Цвета что ли?

— От кого?

— От друга твоего, — хрипит он. — Посылка из Шанхая. Брать будешь?

Я останавливаюсь и рассматриваю почтальона. Худой, высокий, чуть сутулый. На левой скуле старый шрам, небольшой, от хорошего удара. Во рту блестит золотая фикса. Взгляд чёрных пропитых, недобрых глаз кажется вызывающим. Такие вечно задираются, и им всё равно на кого переть.

На «почтальоне» полинявшие джинсы и джинсовая куртка, в руке он держит авоську с бутылкой кефира, батоном и несколькими бумажными свёртками из гастронома. Смотри-ка, домашний урка, хозяйственный.

— Сразу сказать не мог? — восклицаю я, глядя ему в лицо. — А то про рыцарей знаешь, а разговаривать по-человечьи не обучен. Как зовут?

— Меня не зовут, я сам прихожу, — отвечает он и сплёвывает под ноги. — Ты точно Бро? А то непохоже, что посылку ждёшь.

— Давай-давай, жду.

— Ну, бери.

Неожиданно он запускает руку в сетку и выуживает с самого дна бумажный свёрток. Я принимаю его и ощущаю тяжесть. Увесистый.

— Бывай, Бро, — бросает он и, развернувшись, уходит.

Блин. Круто… И куда мне его девать? Покрутив головой и посмотрев по сторонам, открываю свою дорожную сумку и засовываю опасный свёрток поглубже. Супер доставка, Али, блин, экспресс…

Классно я подготовился к свиданию — смена белья, на три ночи, между прочим, и пушка. Надо бы ещё посмотреть, что там за инструмент такой…

Прихожу к Ирине в три минуты десятого.

— Я думала, ты уже не придёшь, — хмуро говорит она.

Что ответить… Даже и не знаю. Улыбаюсь.

— Извини, с боями прорубался.

— А в сумке что? Тебя из дома выгнали? — всё ещё хмурится Ирина.

Она вырывает сумку из рук и раскрывает. Блин. Надеюсь, рыться не будет… Нет, будет…

— Ир…

— Нет, правда выгнали? У меня пожить нельзя, если что.

— Я соврал, что в профилакторий путёвку дали.

— Да? — смотрит она на меня и подвисает на несколько мгновений. — А это идея! Может, тебя действительно куда-нибудь пристроить? Санаторий-профилакторий или дом отдыха? Что думаешь, а?

— Думаю, не стоит. Мне каждый день в больницу нужно ходить на физиотерапию, да и вообще, сейчас из города уезжать не хотелось бы…

— Ну, может, и в городе можно подыскать что-нибудь. Надо подумать. Ладно, чего стоишь, как неродной, проходи.

Мы идём в гостиную. Чем это пахнет…

— Ты голодный?

Вообще-то нет, меня же мама накормила.

— Надеюсь, не слишком, — говорит Ирина, — потому что план другой…

Это я уже чувствую. На ней тонкий короткий шёлковый халатик. Она босая, влажные тяжёлые волосы рассыпаются по плечам.

— Идёшь?

Иду, конечно, только… Только по сравнению с ней, такой прекрасной и неземной, сам я кажусь себе совершенно неуместным. Сумка с трусами и пистолетом, нелепый вид и, главное, рука, движения которой вызывают весьма сильную боль.

В комнате сумасшедше пахнет лилиями. Огромный букет стоит в большой вазе на полу у балкона и порывы летнего тёплого ветерка шевелят густой, как мармелад, дурманящий аромат, растягивая его по всей квартире. От него вполне можно сойти с ума…

Крутится пластинка, и сладкие голоса «Аббы» вступают в противоестественную связь с этим гипнотическим ароматом. От нереальности обстановки немного кружится голова. У дивана на низком журнальном столике стоит металлическое ведёрко со льдом. Надо же, какая роскошь, в нём охлаждается шампанское, рядом вазочка с чёрной икрой, масло, хлеб и два хрустальных фужера…

Ира падает на диван и её без того короткий халат задирается гораздо выше отметки потери разума, усиливая сумасшествие момента и прилив чувств, в данном случае очень и очень плотских…

Лоза вдруг, пробудившись в моей голове, вступает в яростный диссонанс с «Аббой» и в который раз пытается прорваться со своим:

«А от мыслей этих чтой-то подымается
Не в штанах конечно, а в моей душе»

— Откроешь? — кивает Ира на бутылку.

Как не открыть, открою, конечно. Я беру фигурную бутылку, немного странная, с талией, практически чёрная. 1976, Ля Гран Дам. О! «Вдова Клико» в максимально возможном качестве. Конечно, вино ещё молодо, ему бы лет пяток полежать в пыльном погребе, но привередничать я не намерен.

Подцепляю фольгу, обрываю полосочку, снимаю капсулу, добираюсь до проволочной петельки мюзле и раскручиваю, освобождая путь пробке. В плечо отдаёт болью, прямо по маршруту пули. По оборванным нервным окончаниям проскальзывает молния.

— Тебе больно? — напрягается Ирина и поднимается с дивана.

Блин, заметила…

— Нет, что ты, я просто поражён твоей красотой. Снова. И, надеюсь, это далеко не последний раз. Зачем ты поднялась? Такой вид испортила…

— Может, и последний, — как-то не особо весело хмыкает она. — Дай мне бутылку, я сама открою.