Читаем План D накануне (СИ) полностью

Он, — тут приходилось ступить в область презумпций, чего он всегда старался избегать, — обязан был высказаться, с железной фактурой, разумеется, и на сей счёт. Странно, что заставляет выпустить когти, спрятать когти, выпустить когти, спрятать когти, но подобный акт посвящения в физики-ядерщики практиковался во времена его президентства в Лос-Аламос, о чём он и доложил — а по-другому это не назвать — этому властному человеку, просто прибившему его компетенцией, несколькими древними паролями и доказательствами сопричастности ритуалу, о существовании которого он долгие годы насильно забывал. Но мост вышел из пазов в бодлаке стелящемся, рыцари скатились обратно. Начинался сразу от замка, должна была уйти прорва масла смазывать. Место, где фашистские археологи открыли жизнь, располагалось перед родовым гнездом Новых замков, а, следовательно, Роберта. Отдаёт фальсификацией исторических событий, расследовать которые представляется непростым свершением, эта история, изложенная с разных концов, вмещала много такого, чего нельзя знать наверняка. Он готов был бросить пить за хотя бы намёк на то, откуда Радищев это берёт, зачастую оказываясь единственным источником сведений. Но он никак не может претендовать на истинность в связи с тем, что в сочинение, насколько понял чтец в его лице, вмешиваются многие подозрительные лица со своей точкой зрения, какие сценаристы, а какие ещё и режиссёры, fucking камеоисты, категоричной и часто подкрепляемой потоком исторических же фиксаций.


…тем более оставалось всё меньше времени. Он не успевал править все его вставки с должным вниманием, часто от смеха болел живот, от возмущения едва не случался сердечный приступ. Тхить Куанг Дык совершил самосожжение уже девять лет назад, а он всё ещё топтался с этимологией слова «информация».

Поездка Оппенгеймера в Европу описывалась как непрекращающийся ряд буффонад, настоящая ироикомическая поэма. Например, только ступив на борт парохода, он сразу упал на спину, взвив банановую кожуру в декольте жене знаменитого дирижёра, от чего всё и затанцевало. Или эти возмутительные тирады, подумать только, кто-то догадался приписать их Л.К., который был частью плана, что, в свою очередь, было частью его плана. Он, судя по всему, встречался с Робертом в Гёттингене, где не говорил с ним, а исключительно пророчил так, что тот и слова произнести не мог, такое, оказывается, бывало в обращении не только к Прохорову или к Шальнову. Словом, подводя итог, в нём бурлил всё больший и больший скепсис касательно достоверности описываемых на той тысяче перипетий, последний бой на руинах мира он вообще просто проглядел по диагонали. Кроме того, и это самое возмутительное и загадочное, он беззастенчиво прислал ему на ознакомление фрагмент, в котором депрессивный антураж был выше толерантности — описывалась их с ними посиделка; это-то там при чём? Он места себе не находил. Его святая правда дополнялась и урезалась так… по-видимому, это было ему выгодно, хотя он и ума не мог приложить, для чего, вероятно, не поймёт, не дочитав, а если и дочитает однажды, то всё равно ничего не поймёт или позабудет, с чего всё началось.

Попытался выйти на улицу, дверь поддавалась чрезвычайно туго, он давил плечом, позвоночник начал отзываться болью, тот процесс сильно подкосил его здоровье. Уже разъярённый, он бросился в щель, поскользнулся на конвертах, насыпанных горкой, и упал на задницу поверх них. Вскрывал уже отрешённо, перегорев.

Вообще, сколько он о нём вызнал, можно было заключить, что это очень странный человек, все старания вокруг книги, может, и давали ему отдохновенье, а может, он и сам всё так обставил или, по крайней мере… всё… всем рад, цели туманны, говорит, что хочет лишь написать хороший и правдивый апокалипсис, последнее выглядит совершенным издевательством, может, он и жаждет закрыть вопрос Третьей мировой в литературе, но только как и что будет проповедоваться в этой книжке? Всё настойчивее напоминал, что нужны ещё более подробные комментарии, да у него нет столько бумаги, текст оказывается запутанными кусками, между которыми совсем немного событийной логики. Пояснения к ним он вовсе не хочет писать и тратить на это оставшееся ему время.


Честь имею

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
The Beatles. Антология
The Beatles. Антология

Этот грандиозный проект удалось осуществить благодаря тому, что Пол Маккартни, Джордж Харрисон и Ринго Старр согласились рассказать историю своей группы специально для этой книги. Вместе с Йоко Оно Леннон они участвовали также в создании полных телевизионных и видеоверсий "Антологии Битлз" (без каких-либо купюр). Скрупулезная работа, со всеми известными источниками помогла привести в этом замечательном издании слова Джона Леннона. Более того, "Битлз" разрешили использовать в работе над книгой свои личные и общие архивы наряду с поразительными документами и памятными вещами, хранящимися у них дома и в офисах."Антология "Битлз" — удивительная книга. На каждой странице отражены личные впечатления. Битлы по очереди рассказывают о своем детстве, о том, как они стали участниками группы и прославились на весь мир как легендарная четверка — Джон, Пол, Джордж и Ринго. То и дело обращаясь к прошлому, они поведали нам удивительную историю жизни "Битлз": первые выступления, феномен популярности, музыкальные и социальные перемены, произошедшие с ними в зените славы, весь путь до самого распада группы. Книга "Антология "Битлз" представляет собой уникальное собрание фактов из истории ансамбля.В текст вплетены воспоминания тех людей, которые в тот или иной период сотрудничали с "Битлз", — администратора Нила Аспиналла, продюсера Джорджа Мартина, пресс-агента Дерека Тейлора. Это поистине взгляд изнутри, неисчерпаемый кладезь ранее не опубликованных текстовых материалов.Созданная при активном участии самих музыкантов, "Антология "Битлз" является своего рода автобиографией ансамбля. Подобно их музыке, сыгравшей важную роль в жизни нескольких поколений, этой автобиографии присущи теплота, откровенность, юмор, язвительность и смелость. Наконец-то в свет вышла подлинная история `Битлз`.

Коллектив авторов

Биографии и Мемуары / Публицистика / Искусство и Дизайн / Музыка / Прочее / Документальное