План D накануне (СИ)

Пока в доках на верфи тушили пожар,

Через улицу двое подписали контракт

И последний из них изобрёл новый жанр.

КХ1: А вот это уже любопытно, герр Фейербах, запишите, а вы продолжайте, прошу вас.

МАШ1: Да зачем? Это же для нас как Библия.

КХ1: Это ещё интересней, так значит, не как Библия это только для меня? Герр Фейербах!

КХ1: Вы будете продолжать или нет? Да какой вы филид после этого! Нет, нам точно нужно было брать с собой гойдела Аморгина, а то из этого придётся всё тянуть по строчке.

МАШ1: Его нет в списках.

ДВ1: Давайте уж то, что касается списков, оставим на моё усмотрение.

Не все понимают, какие могут быть предпосылки к этому, но она-то, плод отмены Нантского эдикта, вдова и информатор, сама оных джаггернаут и доказательная база…

Идёт дождь, она смотрит в окно, как капли бьют в капустные листы, пальцы наощупь и очень быстро заплетают косу младшей дочери. Грустно, видимо, она самую малость не дотянула до перелома в своей духовной жизни, для чего имела всё. Сад сразу за стеклом растекался, делался податлив любой силе, как оживлённый портал начинает пропускать объекты, так и он оставит нанесённые на поверхность следы, даже такие невесомые, как у её Бригитты. Кочаны созревали пентаграммой, как и были посажены, каждое семя с расчётом опущено в равностороннюю лунку, по линейке и рисунку из книги, здесь она не символизировала движение планет; и удобрять, и окучивать плоды можно только снаружи, пестовать звёздчатую форму, не нарушая её границ. Так всё вырастает в четыре раза быстрее. По три урожая за сезон без всяких хрустальных дворцов и систем свинцовых переплётов, только успевай сечь корневища. Всё чаще мерещились карлики с лицами знакомых, это её не вовсе не заботило. Объясняла себе спецификой умственной деятельности, которую она продолжала уже довольно долго, но, когда явился человек из будущего, далёкий от любых фигур из тех, что она знала, речь уже не шла о мутации либо катаклизме её личности.

Павел прохаживался по подземелью, мрачному, как он и предвкушал. В разгаре был салон скульптур, что скрадывали мрак из ниш, где-то в Ковентри. Здесь предъявлялись определённые требования к искусству, а уж как его демонстрировать — и подавно. Формирование их шло частью на пресыщенности, частью на изврате, частью на широком кругозоре. Рабство — наиболее приближённое разночтение, тем более в текущих условиях отказа от него везде. Ну, раз уж выставка должна оставлять память, а это у богатых и развращённых только через эмпирический путь, то отчего бы и не забить подземный ход от замка к гроту с подводной лодкой личного пользования, экипаж которой после каждого похода вырезался, невольниками в масле, угнетёнными тем больше, ведь это они те самые прохожие в сюртуках и шляпах с поверхности, попавшие в трудные ситуации, задолжавшие кредиторам или с голодными детьми на попечении. Размороженный проект живых манекенов, в ярком свете люстр со множеством свечей из сала, масла и шерстяного жира с шерстомоен и суконных фабрик, отсутствие претензий в случае игры с гениталиями, согласие на татуировки на любом месте, чью натуральность, возможно, захотят проверить рашпилем. Безмолвие, отрешённость от человеческого начала, так просто не будет, выставка стремится к совершенству. Вживление серебряных нитей в суставы, зашитый рот, отрезанные веки, гейзер самозабвения и счастья в глазах, помалу мертвеющих. Куратор мог по одному взгляду на любого посетителя определить, какими чувствами он сейчас придавлен.

Цепочка следов доходила до окраины пустыря, где когда-то мочился, качаясь от выпитого, Фридрих Великий.

— Всегда хотел подобного избежать, но не вышло.

— Ничего, стрельнём в миллиарде мест, сразу полегчает.

— В последние дни я всё чаще ловлю себя на мысли, что наш манифест этой фразы не шире.

— Смотрите, вон он идёт.

— Я представлял вас как-то моложе, — недоумённо заявил он, наконец миновав луг.

— Ну и что с того?

— Хм… ну ладно.

— Ты мне тут не ладняй, — себе под нос.

— Вам должны были объяснять воспитатели, — плавно вступил он, — каждый сменившийся заново, с начала начал, что с зарождения чувств на Земле так же на Земле начались и войны.

— Не то что бы это наверняка известно, ибо мне мало известно о самой заре, но сообразить, что война стара так же, как первый разгневанный обслуживанием, окажись он среди нас, я могу.

Серапион вкратце посвятил его в курс дела, в версию, связанную с пантеоном, а не с выработкой витамина под воздействием солнечных лучей.

— А пупок не развяжется? Помнится, на это замахивался Архимед, отговариваясь, что, мол, у него нет рычага. А у вас отыскался?

— Не думаете, что это вы и есть?

— Не могу и вообразить столь раздутого самомнения, разве только…

— Нынче монархия уже не так пробирает… — пристально глядя на него, проговорил Венанций. — Обкладывают… впрочем, ладно.

Он хотел сказать, что обкладывают голосованиями за всё больший пул вопросов и это один из последних заходов, немало отчаянный, через традицию подстраховаться.