План D накануне (СИ)

Восторгающимся от съёмного штыка юнцом он служил в 6-м егерском полку, когда Пётр Иванович за заслуги при штурме Праги — он вошёл туда один и в знак покорения помочился со стены Вышеграда во Влтаву, чем едва не спровоцировал второе в этом году половодье — был назначен к ним шефом. Шёл, как он сейчас помнил, 98-й год. А месяцев через десять, когда ему уже пожаловали генерал-майора, они выступили в итальянский поход. Их армией командовал тогда граф Суворов-Рымникский. У французов на севере стоял Шерер с шестьюдесятью тысячами, в неаполитанских владениях засел с расстройством желудка Макдональд, у него насчитывалось тысяч тридцать. Шерер двинулся к реке Эч, где стояли австрияки, и там при Маньяно ему задали хорошей трёпки. Французы отступили, оставив гарнизоны в Пескьере и Мантуе. Но австрияки тогда сильно струхнули и преимуществом не воспользовались. Вся эта заварушка случилась ещё 25 марта, а Минчио они перешли только 3 апреля. На другой день в Валеджио бестрепетно прибыл Суворов, за ним подошли и они. Их двинули к реке Киезе, там произошло разделение. Часть осталась воевать французские гарнизоны, они же, переправившись через Адду, подошли к тому самому Лекко с опротестованными хлебопекарнями. Небольшой городишко в Северной Италии, подле которого и расположился побитый австрийцами Шерер, а именно левый фланг его армии. Они тогда вдвоём преследовали передовые войска неприятеля; когда подошли к Лекко, там уже засел французский отряд, обступил и начал перекидывать через их головы скомканную бумажку, чем дольше это длилось, тем глубже в обоих укоренялась обида. Они и держали-то в голове без малого три тысячи, но разом, ни на секунду не усомнившись в командире, пошли в атаку и заставили французов отступить и скрываться в близлежащих высотах. Это был нахрап, знали б лягушатники, как их мало, так только из одного стыда встали бы насмерть. Вскоре так и получилось, и они резко перешли в наступление, грозя им ещё и обходом с тыла, но тут подоспело подкрепление…

— Передай своему Багратиону, чтобы летел на свет, — рыкнул ему в лицо пьяный мужик, уже в круговороте и огнях.

— Куда ж ещё он мог полететь, на тьму что ли? Во дают партизаны, уже и до посмертия им дело есть. Ну а нам, уважаемые радиослушатели, есть дело даже до раздавленного шиной червя, даже до опечатки на передовице «Религиозного вестника», мы ведь собираемся у радиоприёмников, или у чего вы там собираетесь? у водонапорной башни, у пирамиды, у причала, откуда паром возит вас и ваши тачки на Атлантиду? с устройствами в ушах, на которые непостижимым мне образом передаётся то, что я имею честь доносить не просто так, мы развиваем общественную кампанию по искоренению трам-там-там и возвращению парам-пам-пам, мы едины и принимаем в свои ряды всех, кто наконец прозрел, обнаружив портновскую булавку в воротнике крестильной рубашки, которую уже собирался надеть на крещаемого парня или девчонку; что бы сказал на это Бог-отец? что бы сказал на это папа Римский, а? А протопоп Аввакум что бы на это сказал?

Встретиться так, как предполагалось, разумеется, не вышло.

Какие признаки социального макиавеллизма узрел он в бытовом блоке? Во-первых, так поздно, когда самое время не бросаться в глаза, в обоих проёмах капонира был оставлен ток, ярящий спирали. Не то даже, чтобы свечка, очистить луковицу, или керосиновая лампа, пролистать «Усвятских шлемоносцев», а ядовитый электрический удар, для которого надо невесть сколько тиранить машину. Во-вторых, сам он куда-то девался, это следовало из отсутствия пса, всегда выскакивавшего из конуры и лаявшего. Он впопыхах оставил бункер, бросив светить дорогое и неоднозначно трактуемое электричество, при условии, что в координатах объекта окажется чин, обладающий полномочиями его толковать, их так сейчас раздувают, что это едва ли не выигрыш в лотерею жизни. Ну не беда ли его заставила?