План D накануне (СИ)

Он одиноко брёл, ночь близилась к концу, весь его отряд там, позади, ровно позади, лежал пьяный вдрызг, а он отчего-то не смог забыться. Думал про всякое, про покойного друга, про Отечество, про эту войну и роль в ней закулисных фигур и человеческих множеств, которые, на первый взгляд, были полками и дивизиями, но, в то же время, определение высших или даже низших тактических соединений этим людям в его сознании просто не шло. У лягушатников это просто заградительный тариф, а у нас кости теперь не собрать. Там за Березиной сколотилась великая армия, а у нас Эстляндский полк не может уразуметь, где его дислокация. О нет, здесь не глубинные причины — два императора прекратили переписку, а один к тому же вечно чешет пуп, и от этого ему не спится; оба подсчитали своих единорогов и винтовальные ружья в арсенале за спальней и поняли, что назрела необходимость отправить разведку. Линия Вильно-Динабург-Несвиж-Бобруйск-Полонное-Киев — теперь объезжаемый взад-вперед цейхгауз Александра, злоупотребления вдоль неё узакониваются уже не столь повально. И хоть бы этот коротышка собирался после разгрома освободить из рабства крестьян или ещё что доброе, так нет же, чает за ляхов, а с таким сюда лучше не соваться.

Подполковник решил повернуть влево к болоту, у края совершенно занесённому, с ветровыми тенями. Вдруг справа мелькнул свет, он не поверил, остановился и хорошенько протёр глаза. Свет, как будто свеча в лампе висела в воздухе, то и дело блуждая, вверх, малость вниз, словно жадный читатель ночью прокрался в собрание взять книгу, а те расставлены по жанрам, а не в алфавитном порядке, что за чертовщина? Он окончательно протрезвел, выбирая наст покрепче, медленно двинулся к явлению. Вскоре открылся просвет, пока ещё невозможно было понять; чтоб подступиться ближе, перенёс вес ещё осторожнее, в пяти саженях лёг на живот и пополз, не обращая внимания на забивавшийся за пазуху снег, путавший волосы на груди. На краю поляны замер, немилосердно сжав позвонки у основания черепа, упираясь подбородком в кулак, им в другой кулак, вгляделся в уже совсем близкий источник. Сноп выхватил из тьмы сперва бородатое лицо, потом, отстранившись, приблизился к гладкой полукруглой детали.

Когда окончательно рассвело, не отрывая взгляда от его ясных глаз, он встал, полусогнутый отряхнулся и пошёл навстречу, он, также держа его взгляд, стал пятиться, он ускорил наступление, он ударился спиной в шпангоут, он обтёк его и оказался внутри, он провалился в снег, оступился, остов наскочил на него, он шарахнулся, потерял взгляд, он уже был с другой стороны, замер, вновь установив зрительный контакт, вошёл в судно и начал перемещаться внутри, разводя руками воздух перед собой, будто двигаясь вплавь, но он шёл, он набрал полные щёки воздуха, присел, потом встал, попятился, перебирая рёбра, сделал два скачка, он плюхнулся на задницу, почувствовал охватывающий его азарт, сердце стучало, оно у него было большое и доброе, он встал на линию частокола, схватился левой за ребро и повис наружу, тот — симметрично внутрь, он внутрь, тот наружу, расстояние больше не сокращалось, если один вис, вис и второй, сделал разворот спиной вперёд, один, другой, упал почти перед ним, на спине стал отползать, он схватил за сапог и потянул на себя, пытался сопротивляться, по нему приближался к лицу, оба уже пыхтели от натуги.

— Утро доброе.

— Доброе утро.

— Погодка прелесть.

— Вынужден не вполне согласиться.

— На самом деле, дорогие радиослушатели, их не так уж и много, тех, кто действительно против нашей кампании, она же у нас словно дисконтинуум в анализе — ожерелья на шеях религий, а уж никак не пeтли.

Перспектива приключения придала ветерану сил, хотя он бывал и в более густых переделках. Последним, иногда склоняя к покорности, тыча в спину дулом, шёл капо или, может, он был продюсер. Егерь отводил ветви фонарём на шесте, он старался наступать на его тень, не поднимать головы, контролировать взглядом тропу и не сбиваться. Так можно было сэкономить силы. Сектант позади иногда бормотал нечто бессвязное, ругательство перетекало в молитву, та в советы высшим силам, в зависимости от того, принадлежность к какому направлению ему не претила, если он вообще пытался сохранить свой гомеостаз. Даже доживши до ста тринадцати лет, он слышал, как тот то и дело скрёб голову, и всегда это слышал. Он там не славу стяжал, этот застенчивый паренёк, разве только что пошёл на войну, когда мог сесть в обоз на Урал, а вон оно что вышло. Среди отвесных ручьёв, где до краёв летучей рыбы, среди мха и подснежников, ледник потёк по скале, и она теперь скользкая, в горизонтальной впадине опалины по своду, и страшно даже представить, группа с каким оснащением здесь ночевала, прячась в ущельях до того уже нашпигованных дулами и растяжками, он выбивался в люди, кое-что осознав об этом, стоя за елью, пристав плечом в драном кителе к смоле. Мальчишка в нём должен был умереть, так он и умер на рассвете какого-то там дня, не дожидаясь первой мясорубки, что его, отчасти, спасло.