— А, вот вы о чём, действительно. Ну вот, видите, можете, когда хотите.
— Что могу?
— Засчитано, генерал.
— Засчитано? Ну ладно. Однако. Ну ладно. Что там, вы говорите, дальше?
— Разработка плана, как устроить небольшую грызню между «Вестингауз» и «Дженерал Электрик».
— Какую ещё грызню?
— За наши подряды.
— А они что, дружат?
— Нет, но и недостаточно ненавидят друг друга.
— Да? Любопытно, откуда такая доброта в разгар войны. Ну ладно, поставьте восклицательный. Дальше.
— А дальше Оппенгеймер.
— В каком смысле дальше Оппенгеймер?
— Ну этот, Роберт Оппенгеймер, который ещё вам снился.
— Да не снился он мне, с чего вы взяли!
— Ну как угодно, но только он у вас запланирован наяву.
— Явится сюда?
— И, полагаю, не один.
— А при последнем подсчёте как мы оценивали готовность ко встрече с этим Оппенгеймером?
— Весьма средне, должна сказать. Его аргументы слишком непоколебимы. Мы делаем бомбу, чтобы Гитлер не оказался единственный, у кого есть бомба, а если Гитлера вдруг победят русские или ещё там кто, то и бомба нам не нужна, фигурировало выражение об ударении пальцев… в отрицательном ключе.
— Что он палец о палец не ударит, вы об этом?
— К сожалению, да.
— Ладно, поставьте три вопросительных и два восклицательных после его имени.
— Ну а потом как раз мозговой штурм на тему, подходят ли нам люди, не являющиеся лауреатами Нобелевской премии.
— Ну да, как-то не логично, вдруг мы действительно возьмём вопрос штурмом, тогда бы и этого Оппенгеймера можно… Он же у нас не лауреат?
— Пока нет, но в любой момент… сами понимаете.
— Ладно, ничего не меняйте, дальше.
— Тренировка выступления по радио либо телевидению с целью отражения возможных нападок на предмет лояльности тех или иных кандидатур, занимающих различные посты.
— О Господи. Ну так это ведь ещё не скоро, не так ли? Пока у нас не так много постов.
— Вероятно, не скоро.
— Тогда вычеркните сплошной, нет, постойте, вычеркните пунктиром, если быстро разделаемся с лауреатами, то потренируюсь.
— Позволю себе заметить, что вряд ли вы разделаетесь с ними скоро, на пятки Нобелю наступает Рихтмайер.
— Это ещё кто такой?
— Точно не уверена, кажется, какой-то учитель.
— Учитель? Вы что, смеётесь?
— Учитель физики, кажется, Артур Комптон должен знать.
— Кстати, давненько у нас тут не фигурировал Комптон.
— Ну вот, с ним как раз запланировано совещание по поводу количества материала.
— Опять?
— Он настаивает, сказал, что возьмёт с собой кое-кого похлеще этих угрюмых венгров.
— Напомните, в тот раз мы с вами, как будто, пришли к мнению, что эти вещества опасны всегда, а не только когда делятся как проклятые, не так ли?
— И более того, смертельно опасны.
— Хорошо. А ведь здорово вот так управлять всем этим на расстоянии, а, миссис О’Лири?
— Разумеется.
— Ладно. Думайте, куда мы это применим, когда изобретём. Это всё?
— В общих чертах, но не в тех общих, которые мы обсуждали в понедельник.
— Миссис О’Лири, да вы ещё похлеще этих из Пятиугольника, когда их просишь провести маленькое исследование. Ладно, что там у нас с местом для реактора?
— Для экспериментального?
— А что, мы планируем какой-то ещё? Хотите сразу по три кило плутония в день зашибать? А вам палец в рот не клади, миссис О’Лири. И всё-таки?
— Нет, ну Аргоннский лес — это на мой взгляд, неподходящий вариант, если хотите знать моё мнение. Это будет не иначе как свинья в апельсинах.
— Оставьте вы эти ваши ирландские штучки. Что с подарком на юбилей?
— Кому?
— В каком это смысле кому? Вы что, не записали? Вот свиней вы помните… Впрочем, ладно. Но что у нас в таком случае с реактором под западной трибуной?
К подсудимым были приставлены переводчики на русский и французский, имеющие обыкновение работать одновременно, кто быстрее, каждый питал к коллеге некоторую желчь. Cорокалетние, неженатые, в толстых роговых оправах, лысые, зачёсывающие остатки волос поперёк головы.
Председательствующий сослался на пункт в уставе Международного военного трибунала и продолжил.
На первом ряду кресел, красивых и мрачных, с тяжёлой резьбой под лаком, смешанным с ламповой сажей, и головами горгулий и мантикор в исходах подлокотников, были нарисованы лоснящиеся человеческие тени. Когда он начал искать своё место, то вздрогнул, ожидая расправы, скривился, застыл, стал приглядываться ещё, понял, что всё занято, растерялся, попытался собраться с мыслями, хоть в какой-то мере направленными в тот миг на последствия, сделал то, к чему его и вынуждали, спросил, куда ему.
Приставы внесли старинный деревянный стул со следами выведенного бытовой химией экстравазата и ржавыми струбцинами для рук, ног и шеи, который опять-таки с точки зрения экономии собственных усилий, вопреки попытке увидеть все вещи заново и в подробностях, а не как типы и обобщения, сразу наталкивал на мысли о сектах и тайных обществах.
— Are you kidding? It has no wheels [365], — обходя сзади и осматривая его.