План D накануне

Подле части, как и обыкновенно, топтались извозчики, пришедшие вызволять сорванные с их транспортных средств номера, над их группировкой висел густой пар. Напротив входа в дом графа Остермана дымил седоусый вахтенный, с верхнего яруса каланчи тоже шёл дымок. Он вышел без шинели, сыщиков прожигал безлюбезностью, но вопрошать, по какой надобности свершается визит, не стал — Лукиан Карлович умел лишать свой выстрел расположения куда натуральней.

Пешком, скрипя высокими валенками по парны´м слоям, подняв воротник овчинного полушубка с пристёгивающимся на пуговицы мехом, он стал пробираться в сторону Москворецкой набережной, шёл по ней, по Москворецкому мосту на другую сторону, к Софийской набережной, по Каменному, мимо храма Христа по Остоженке к Зубовскому бульвару, там Л. понял, куда тот метит, пробежав по Пречистенке, оказался у цели раньше, затаился. Напротив ворот стояли пошевни с закутанным во всё извозчиком на облучке, напоминавшим афишную тумбу. Он появился вскоре, упал на укрытое полицейскими и брандмейстерскими одеялами сидение, всё равно нахохлился. Л. обругал брата, отметив, что замерзает скорее обыкновенного, ещё раз обругал, когда тот укрыл ноги в валенках одним из одеял и выпил из фляги. Несколько раз он засыпал, перешучивался с извозчиком, тот не слишком понимал остроты, но похохатывал из подобострастной солидарности, пять раз являлись агенты, передавали записи, шептали на ухо, один проник за столб, по соседству с ним, и долгое время целился из некоего ударно-кремниевого механизма, так и не выстрелив, другой, воспользовавшись помощью с трудом покинувшего козлы бравого служаки, растянул свиток длиною в семь шагов, он включил механический фонарь, водя жёлтым кругом по буквам; под утро из флигеля выбрел допрошенный ранее молодчик, держа в одной руке два пустых бидона с улицы, в другой — полный из квартиры, остановившись, поклонившись, донёс нечто в ухо, от нашёптываний должна была повиснуть сосулька, по крайней мере, лапша, он подозревал, что поныл и на его визит, потом отбросил крышку, извлечённой из-за пазухи деревянной кассой дал напиться, после чего побрёл в сторону Зубовской площади. В восемь сорок, как только рассвело, швырнул извозчику в спину варежку, тот начал поднимать руки с вожжами.

Мороз трещал, московские окна, в которые не была вставлена слюда, бычий пузырь, мозаика или стекло, затягивало льдом, водовозы всю ночь дышали на свои глыбы, грелись подле печей, поёживаясь от зябких поползновений, вывешенное сушиться бельё, возносившееся ветром, застывало параллельно земле, иногда остриём в небо, с высоты четвёртого яруса главной церкви монастыря, где помещалась колокольня, прекрасным образом озиралась вся Москва, мало где выше четвёртого этажа, лишь разбавляли гладь крыш частые шпили церквей. Достигнув стены, он достал из-за пазухи верёвочные сходни с крюками, и вскоре его не стало, Л.К. внёс пометку о необходимости вкроить такие в цилиндр или в плащ; прогуливался кругом, ища удобного места, вскоре остановившись подле растущего вкось дубка, сняв варежки, сцепился с мёрзлой корой, подтянулся к первой, к другой, внутренние петли предплечий вытянулись; когда он наклонился, схватившись за бойницу, свинец в варежках глухо ударил по белёной перегородке. Некоторое время он висел снаружи, огромным усилием воли перевалил через забор, упал в сугроб, с лица сорвалась капля жира и проплавила снег. По левую руку шли соединённые со стеной возведения жилого толка, впереди две церкви, справа духовное училище, за тем трапезная и усыпальница. Он уже подозревал в настоятеле некоторый малообъяснимый порыв, как бы духовный, был настороже, похоже, что некто затаился в хитросплетениях каменных кокошников и сейчас наблюдал за ним. Сперва он полз, потом побежал, низко склоняясь, остановился подле угла, вжался спиной, быстрым движением кинул взгляд. В конце проулка из земли восходил свод подземелья, помимо этого успел заметить рослого монаха в распахнутом тулупе, верёвка стягивала рясу на шаре живота, несомненно, агент спустился, сообразен вывод, что монах пропустил; погружаясь в обстоятельства дела, Л.К. ещё дважды всовывался в переулок, думая разыграть комедию, преподнеся себя настоящим, уличив в нерадивости, вместе уйти в подземелья для поисков и затеряться, не дожидаясь разъясняющей сцены, но всегда помня, что это именно комедия. Кто-то следил за ним из закомара, но это ничего. Возможно, следовало попытаться вступить в схватку, оглушить рукавицей, на психологическом уровне люди относились к ним без должной опаски. Жир на лице сиял, как пот, он выскочил из-за поворота, не столь скорым шагом, не желая создать отклика, что на него намереваются напасть, стал приближаться.