План D накануне

(Встреча по передаче бомбы прошла лаконично, стороны остались невредимы, он сказал, что цинковая обёртка необходима для сдерживания паров нитробензола, кроме того, в конструкции задействован целлюлозный что-то там, в котором поглотителем чего-то там служит древесная масса, а сам он смешан с кремнеземом для безопасного хранения и перемещения. Открывать сдерживающий контейнер не рекомендовал). Когда рано утром П. прибрёл в номера, пацаны ради него завернули всю распрю сначала. Как понятно, особенно брызгал ядом Ябритва, не выражая полярного мнения, а лишь ярясь из-за того, что не может определиться. Он пришёл только к тому, что решил ехать в поле, искать любое сено в снопах, осматриваться и определяться на месте. Повальный шмон прошёл стороной, для фартовых их агсон был слишком беден, для прочего окрестного люда, промышлявшего многоликой ямщиной — дóрог, да и помещались они в стороне от основной волны. Он давил в том ключе, что стогам надо поверить и пуститься в дело с головой, именно понимая, что за тобой стога. В комнате делалось всё жарче. Обои в синий цветок, крашеный пол со щелями, маленькие окна с занавесками снизу до половины на провисшем шпагате, облупившиеся рамы, заключавшие пыльные лики в волнистых квадратах; мебели не было, зато во множестве матрасов с полосами, соломой и клопами, белая дверь в коридор, вся в пузырях и крошке, со следами ножей, адамова лыка, топоров, утюгов, кистеней, ломов, коричневой слюны и зубов. За окном виднелся глухой двор, со всех сторон оббитый галереями и внешними лестницами с пересекавшимися пагодами подмостков, сломанными перилами и проваленными ступенями, в углах приткнулись поленницы, бочки для воды, отломленные водостоки и чернота, в нижних окнах продавали самогон, стояли цветы в горшках, осколки стёкол, нередко со следами крови, человеческие крупы и ноги в сапогах гармошкой, слева узкая подворотня наружу. Всё в основном белое, дополняемое грязными холмами давно не обновлявшегося снега.

План ограбления кареты казначейства был сложен и требовал подготовки подготовки дела. Все четверо, невольно, оттягивали час, когда придётся перейти к обсуждению готовящегося. Его сбивал с толку, и сейчас тоже, появившийся маршрут, если принять его за истинный, он сильно упрощал их метания. Потом иногда они будут вспоминать этот пиковый момент полёта их шайки.

— Может, сгнивший труп Изамбарда, раз уж все думают, что он почил?

— Если он сгнивший, как поймут, что это Изамбардов?

— И то верно.

— Может, императора посадить?

— Императора?

— Да, одеть манекен в мундир, бороду и усы, как у настоящего, приклеить и руку с пальцем поднять, будто он им пардонит, куда править.

Войдя, он ударился о другой мир, немедленно ощутив крепость в себе и чуждость попранному околотку везде за размахом комнаты. Спин его явления оказался самым неуместным для чего-либо, кроме как для того, чтобы во всей полноте осязать чужеродность. Шайка в организации своего мира унеслась в невыразимую даль даже от макро окрестности, распахнутое перед ним дышало всем этим, било всем этим в лицо, не предвещая ничего хорошего, если немедленно не начать дурить им головы. Четверо застигнутых за ещё большим обострением собственной отдалявшейся от человечества реальности налётчиков медленно перевели взгляд на самозванца, вполоборота, криво, обдавая непознаваемой инаковостью, только увеличивая разделявшее их расстояние.

— Принужден сообщить, что осведомлён о том, что вы затеваете, однако явился не из злых мыслей, но из благонамеренных, предупредить и дать совет, как лучше.

— Ты кто вообще такой?

— Антиквар это, — обречённо сказал Пани Моника; посмотрев на Зодиака, добавил, — которого никто в окрестности выставить не может.

— Вот тут ошибаетесь. — С этими словами он сделал вглубь комнаты два шага. — Недавно ограбили, и кто бы вы думали, ваша дульсинея.

— Это что ещё за фря? — невольно вырвалось, но он понимал, что перед посторонним своё обсуждать не пристало, уже взглядом, сопровождавшим вопрос, снял.

Тем временем Ябритва и Полтергейст, считав намерение друг друга, начали брать его в клещи.

— Сие совершенно излишне. Я и так бежать не собираюсь.

— На хрен ты нам?

— Повторюсь, явился дать совет относительно того, что вы готовите… то есть мастырите.

— Мы ничего не мастырим.

— О, пожалуйста. Я, конечно, страдаю излишней учтивостью, надеюсь однажды искоренить в себе сию черту, однако отметаю ваше заявление с возмущением. Увольте, говорю я вам. Вы затеваете ограбление кареты казначейства, утверждаю я. У вас есть маршрут их следования, утверждаю я. Он правильный, смею утверждать я.

— Это ты был в стогу?

— Припомнив сейчас, могу сказать, что в стогу я не был никогда. Понимаю, ваш вопрос именно при данных обстоятельствах не лишён смысла, раз уж вы его сказали, даже готов признать, что вы имели контакт с кем-то, кто прятался в стогу, однако не изволите ли растолковать яснее?